Одна эта короткая искренняя фраза ребенка перевешивает все. И мои первые капризы, и шок от того, куда меня завез Андрей – это все становится таким малозначимым, недостойным внимания.

Занимаясь общественной работой, я продолжала открывать для себя людей – то, что мне не всегда удавалось в «Уральских Пельменях». С каждой новой встречей, новым диалогом я впитывала и комедии, и трагедии чужих судеб, стала лучше понимать людей, с которыми живу в одной стране. Для творческого человека такое знание – колоссальной прочности точка опоры.

Как-то раз зимой, опять же вместе с Рожковым (потому что Андрей действительно неравнодушный человек и делает много полезных вещей, о которых никогда не рассказывает), мы ездили в колонию для несовершеннолетних в небольшом городке под Екатеринбургом. В этом учреждении планировалось провести товарищеский хоккейный матч между командой «Пельменей» и местным контингентом. Признаться, мне было страшно туда ехать, потому что еще свежи были воспоминания, как за десять лет до этого там произошел бунт, даже были жертвы.

Меня всегда удивляло, что Андрей тратит свое время на мероприятия с малолетними преступниками. Он отвечал обычно так: «Понимаешь, Юль, да, они там сидят за разбой, за убийства. Тяжелейшие преступления, которым нет оправдания. Но… это все-таки дети. Я до последнего верю, что можно найти слова, которые их исправят, и пацаны сделают для общества что-то полезное, вернутся к нормальной жизни. Каждому ребенку надо давать шанс».

В хоккей я не играла, но с воспитанниками попыталась поговорить. Подошла к одному, вероятно, самому молодому пацаненку, он смотрел на меня озлобленными, какими-то хищными глазами. За плечами у этого ребенка – два разбоя и тяжкие телесные. Серьезно. Мы поговорили, спрашивала у него, откуда он, чем увлекается, какие планы на будущее. А потом села рядом, взяла его руку и крепко сжала ладонь – еще недавно в нее был вложен нож, орудие преступления: «Посмотри на меня. Ты совершил большую ошибку и несешь за это ответственность. Но я верю, ты сможешь измениться. Я в тебя верю».

Он опустил глаза – из них пропал звериный блеск. На секунду в его взгляде поселилась какая-то детская, наивная растерянность: «Не все потеряно», – подумала я про себя. «Не все потеряно», – сказала я вслух.

Этот период моей жизни стал временем невероятных контрастов. Меньше чем через сутки после разговора с воспитанником колонии я сидела в ресторане в центре Москвы и обсуждала с подругами сплетни светской жизни: «Юля, ты слышала, Тома поцарапала свой «Бентли», ему и года не было. И что ты думаешь? Она пошла в сервис? Нет, она купила новый!» «А мои только вчера из Нью-Йорка прилетели, о, эта Москва, какой здесь невыносимый климат. Чтобы не сойти с ума, надо хотя бы раз в месяц летать на Лазурное побережье…»

Кусочек за кусочком уничтожая стейк средней прожарки, я с большим удовольствием поддерживала эти пустые, но легкие и ненавязчивые беседы. Но где-то в глубине души меня не покидала мысль: «Вот тот парень из колонии, или попутчик в «бизнесе» «Аэрофлота», или девочка, которая вышла на подиум босиком, или мои подружки-красавицы – как мы все такие разные люди уживаемся в одной стране? Есть ли что-то, способное нас объединить?»

Кому-то эти размышления могут показаться утомительными, но именно они позволяют максимально широко и объемно увидеть Россию, прочувствовать ее. Для творческого человека это полезно. Больше видишь – лучше знаешь, о чем шутить. Не секрет, что сюжет 90 % номеров «Уральских Пельменей» основан на реальных историях. Тот же номер, где я в роли кассира битый час пыталась пробить Мясникову сливу, взят не с потолка. Один в один такую кассиршу мы встретили на заправке в Московской области. А сколько сюжетов мы «считали» в очередях, общественном транспорте, различных учреждениях.

Несмотря на обширную концертную, гастрольную и общественную работу, к концу 2017 года я стала чуть ли не раз в неделю летать в Москву. Столица притягивала все сильнее. Особенно после выборов, когда мой круг общения многократно расширился, появились новые проекты, точки роста, новые собеседники, связанные в том числе с миром политики. Так в январе 2018 года в моей жизни возник один важный мужчина.

Его звали не Вася. И не Петя. И даже не Арнольд. Имя ему было – куратор. Человек из мира высокой политики, называть его я, разумеется, не могу. Куратор знал про политику все. Казалось, он и есть тот самый незримый дирижер, который эту политику создает.

Еще за полгода до этого дня слово «куратор» у меня прочно ассоциировалось с временами моей юности в пионерских лагерях. Там был человек со схожим функционалом – вожатый. Он как бы руководил, но не явно. Наблюдал, но чуть активнее, чем это делал зритель в кино. До сих пор для меня грань между руководителем и куратором тонка, как собственная ресничка: чувствую, но не вижу.

Куратор был человеком чуть за сорок. В дорогих темно-синих джинсах, белоснежной рубашке и с легким ароматом доминиканской сигары. Без единого лейбла и с кнопочным телефоном. На носу блестели очки, как у Лаврентия Павловича Берии. Не удивляйтесь такому неожиданному сравнению. В 10-м классе на уроке истории у него был в учебнике один из самых красивых портретов. Политиков советского времени я до сих пор знаю мало, но этот – запомнился.

Мне казалось, что и в остальном куратор тоже был похож на этого одиозного деятеля молодого советского государства. Жесткий, как сталь, беспощадный, как ракетный комплекс «Сатана», и знающий о тебе и обо всех абсолютно все. Человек, рядом с которым так страшно, что уже не страшно.

Куратор имел привычку опаздывать. Хотя он всегда говорил: «Я не опаздываю. Я задерживаюсь. Государственной важности дела». Ну, хорошо.

Я с ним не знакомилась специально. Равно как и он не искал встречи со мной. В моей жизни этот человек возник из ниоткуда, материализовался из пены дней. В самый, как мне показалось, подходящий момент. Я сейчас понимаю: у таких людей есть талант, навык, что ли, специально развитый, не появляться «вдруг», а постепенно отрастать, как волос на голове. Как-то так растет-растет, и однажды ты его замечаешь с ощущением, будто он всегда тут где-то и был. К таким людям подсознательно относишься как к близкому человеку, к чему-то среднему между мужем и братом. Фокус в том, что таким людям сложно отказать.

Куратор стал моим «продюсером» в необычном мире под названием политика. Первый месяц мы с ним общались, как с приятелем – на отвлеченные темы, но чаще про мои концерты, шутки, репетиции. Он задавал много вопросов про шоу-бизнес. Но меня никогда не покидало чувство, что он спрашивает не для того, чтобы узнать что-то новое, а ради проверки моего кругозора.

Постепенно он начал брать в свои руки инициативу в разговорах и плавно переходил к политическим темам. Очень ненавязчиво проводил ликбез по государственному устройству, рассказывал о том, какие у государства проблемы, кто виноват и что делать. Именно тогда я узнала шокирующую новость, что у нас аж 450 депутатов Государственной Думы – бог ты мой, куда же столько и что они там все делают?!