Через пару дней после концерта в “King’s Cross” The Stooges опять отправились записывать репетиции – в лондонскую студию Olympic, со звукоинженером Китом Харвудом. Вкупе с предыдущими демозаписями, сделанными на Trident Studios и репетиционной студии R&G Jones, где они начинали в полночь и играли до утра, эти пленки запечатлели период напряженной творческой активности и саунд, в корне отличающийся от прежнего. Ни арт-роком, ни авангардом там уже не пахнет, их сменила менее необычная, но значительно более агрессивная гитарная атака. Порой все превращается просто в белый шум, и голос Игги тонет в вагнерианском грохоте Уильямсона, взять хотя бы “I Got A Right” – именно она показалась Нику Кенту зарождением «трэш-метала». А есть вещи простые и благозвучные, например “Sick Of You”, где Игги с крунерской интонацией расчленяет Бетси: “sick of hanging round your pad; sick of your mom and sick of your dad” («надоело зависать у тебя дома, надоели твои мама с папой»), – поверх прозрачных арпеджио, вселяющих в слушателя чувство ложной безопасности, пока на него не обрушивается мощный гитарный обвал; по сравнению с этой песней роллинговская “Under My Thumb” – нечто трогательное и ласковое.

Записи эти, при всем своем великолепии, запечатлели работу человека, который почти в буквальном смысле маниакально стремится по скорости, громкости и пронзительности превзойти все, что способна принять магнитофонная пленка; сам Джим Остерберг недавно сказал об этом: «Планка моего безумия была тогда так высока, что для меня ничего не могло быть слишком».

Для других «студжей» эти первые дни в Лондоне были почти идиллией. Рон, несмотря на перемену роли, радовался воссоединению ансамбля и все свободное время проводил в Имперском военном музее в Ламбете. Скотт припоминает эклектичный набор веществ: изредка перепадала гранула чистого коричневого героина («сильнее и лучше никогда не пробовал»), а так в основном пиво, гашиш, мандракс, кваалюд да валиум. По словам Рона, Уильямсон также одобрял факт свободной продажи кодеина в британских аптеках. Частенько вызывали лимузин и ездили к Дефризу на Гантер-гроув. Квартира-студия с просторной антресолью и, понятное дело, весьма пестрыми обитателями была центром мэйнмэновской империи, куда входили уже и Mott the Hoople, и Дана Гиллеспи, и Уэйн Каунти. Однако, несмотря на весь цирк, действовал MainMan весьма неторопливо. В январе Дэвид впервые выступил в образе Зигги Стардаста; образ грандиозного рок-супергероя был откровенно построен на основе личности Игги, и это был лестный факт, равно как и то, что в феврале Зигги в подражание своему прототипу попытался пройтись по рукам публики на концерте в Империал-колледже, но только грохнулся на пол. Но со дня выпуска альбома Ziggy Stardust (6 июня), к огорчению живых людей, оставшихся за бортом, все внимание Дефриза было безраздельно отдано этому вымышленному существу. Уэйн Каунти, который бесконечными неделями зависал в «Мэйнмэне», видя, как безнадежно тормозит его карьера, рассуждает о том, почему этого не случилось с Игги: «Была такая шутка: Тони [Дефриз] дал Игги Дэвиду поиграться. Но Игги не позволял себя использовать. Он мог быть милейшим человеком в мире, но если чуял, что кто-то хочет прокатиться на нем, на его жизни, на его карьере, – хрен тебе, где сядешь, там и слезешь».

Сегодня Энджи Боуи усматривает в том, как ее тогдашний супруг продвигал Игги, циничные мотивы: «Если все крутые с ним, значит, он круче самых крутых, верно же?» Многие другие считали, что Боуи гораздо более искренне относится к музыке Игги, но в тот момент он был прежде всего занят продвижением собственной телеги, так что The Stooges на некоторое время остались без присмотра. Директор «Мэйнмэна» Хью Эттвул забил для них репетиционные базы, но везде был лимит времени, а компании, которая обожает смотреть по ночам «Ночь живых мертвецов», британский образ жизни – телепередачи, между прочим, заканчивались тогда в пол-одиннадцатого – представлялся бесчеловечно жестоким. Те, кто тогда впервые встретился со «студжами», говорят, что держались они оптимистично, «бодрячком». Но Ник Кент, один из регулярных посетителей Джима и Джеймса с самого их приезда, заметил, что, несмотря на отказ от тяжелых наркотиков, «Джим любил поговорить о героине, да и Джеймс тоже… видно было, что они как-то скучают по нему». Кент был уверен, что Игги вернется на эту дорожку, и он был прав.

В июле Энджи Боуи было поручено подыскать для «студжей» новое жилище, и она выбрала дом номер 19 по Сеймур-уок в Кенсингтоне, в пяти минутах от офиса «Мэйнмэна», принадлежавший писателю Фредерику Рафаэлю; кроме того, Энджи проявила деловые качества, наняв горничную, которая была еще и специалистом по макробиотической кухне. Летними вечерами Игги гулял по Гайд-парку в темных очках и кожаной куртке с портретом оскаленного гепарда на спине и читал журналы. Как-то в начале сентября в журнале «Тайм» ему попался заголовок “Search and Destroy” – «Найти и уничтожить». Занюхав несколько гранул китайского коричневого героина, Игги понял, что это отличное название для песни. Тема песни – миссии «найти и уничтожить» во вьетнамской войне, не сходившие с первых страниц тогдашней прессы. По иронии судьбы, та статья была как раз про глобальное распространение и вред героина.

Автор-персонаж песни – “a street-walking cheetah with a heart full of napalm” («гуляющий по улице гепард с сердцем, полным напалма»). Слова прекрасно ложились на убойный рифф, который Джеймс Уильямсон придумал в R&G Jones (и подкреплял восклицанием: «мочи косоглазых!». «“Студжи” – страшные люди, политкорректности ноль», – смеется Джим). То был настоящий манифест, боевой клич «забытого миром парня». Но для автора подтекст был ясен. Миссии «найти и уничтожить», как известно, потерпели провал. Несмотря на всю браваду, Джим Остерберг чувствовал, что его новое предприятие на грани краха: «Я знал, что все катится к черту и что всем наплевать, – говорит он сегодня. – Потому что разные там были слабости… Песня “Death Trip” как раз об этом: я знаю, что с нами происходит, я знаю, что мы творим, поэтому все вот так… И об этом я спою».

Когда Игги только прибыл в Лондон, Дэвид Боуи предложил себя в качестве продюсера его будущего сольного дебюта, но Игги отказался от сотрудничества – а ведь мог бы получиться хит, как у Mott the Hoople из песни Боуи “All The Young Dudes”. Но Игги решил продюсировать сам, вместе с Уильямсоном. Сегодня Уильямсон считает, что это была ошибка. Ни тот, ни другой – несмотря на заявления Игги, будто первые два альбома он делал сам, а вовсе не Джон Кейл и не Дон Галлуччи, – опыта студийной работы не имели и допустили много серьезных ошибок и звуковых дефектов. Но с самого начала записи – а стартовала она 10 сентября в студии CBS на Уитфилд-стрит, прямо под футуристической, сверкающей огнями телебашней, – группа собралась, сконцентрировалась и работала на совесть: пусть даже это последний шанс, они были полны решимости не сдаваться без боя.

Теперь, конечно, понятно, что в альбоме, который получил название Raw Power, Игги и The Stooges пытались соблюдать какие-то условности. К сожалению – по крайней мере для коммерческой стороны дела, – на это они были попросту не способны. Порядок песен выстроен по формуле, предложенной, очевидно, Тони Дефризом: каждая из сторон открывается быстрой вещью, вслед за ней как бы романтическая баллада, потом классический рок и мрачный, значительный финальный номер. В целом традиционных элементов гораздо больше, чем в двух предыдущих альбомах: двенадцатитактовые блюзовые формы, отсылки к рокабилли и качающие риффы, напоминающие Марка Болана. И все равно The Stooges не лезли ни в какие ворота. Романтичная “Gimme Danger” основана на красивом и сложном роллингообразном гитарном риффе, но поется там о желании «ощутить твою болезнь». Другая почти глэмовым шагом могла бы напомнить T. Rex, но там, где у Болана “get it on, bang a gong”, – у Игги “your pretty face is going to hell” («твое красивое лицо катится к черту»), и «вокал» совершенно невменяемый. Вторую сторону открывает “Raw Power”, но перед ней – явственная отрыжка, и только потом врубается отбойный молоток Джеймса Уильямсона. Заключительная вещь, “Death Trip”, почти документально отражает прошлое и настоящее автора: “I’ll stick you, you’ll stick me, we’re going down in history” («Я зарежу тебя, ты меня, попадем в историю»). Это была музыка на краю. Болан или Боуи наслаждались налетом декаданса, стремясь обновить музыкальную структуру, основанную на The Yardbirds и водевильности а-ля Лайонел Барт (композитор рок-оперы «Оливер» и тоже клиент Дефриза). The Stooges были декаденты до глубины своей прекрасной среднезападной души.