замуж за Аида, – Гермес продолжил поглощать еду Персефоны, – я бы добился, чтобы нашу свадьбу транслировали по телевидению – чтобы все знали, что каждый миллиметр его задницы только мой.

– Звучит так, будто ты не раз задумывался о женитьбе на Аиде, – заметила Сивилла.

– По всей видимости, у нас в любом случае нет нужды что-нибудь планировать, пока наш брак не одобрит Зевс, – сказала Персефона, бросив гневный взгляд на Гермеса.

– Почему ты смотришь на меня так, будто я должен был тебе об этом сказать? – ответил Гермес, защищаясь. – Это же и так все знают.

– На случай, если ты забыл, я выросла в оранжерее рядом с моей нарциссистичной матерью, – парировала Персефона.

– Да как же я мог забыть? – спросил Гермес. – С такой-то снежной бурей, бушующей за этими стенами.

Сивилла ткнула его локтем.

– Ай! – он сердито взглянул на нее. – Осторожнее, оракул.

Персефона отвела взгляд от Гермеса и опустила глаза на свои руки, лежавшие у нее на коленях.

– Ты в этом не виновата, Персефона, – сказала Сивилла.

– А выглядит все именно так.

– Ты хочешь выйти замуж за любовь всей твоей жизни, – добавила подруга. – В этом нет ничего дурного.

– Вот только… кажется, все вокруг против. Если не моя мать, то весь мир или Зевс. – Она сделала паузу. – Может, нам стоило подождать с помолвкой? Похоже, нам не суждено быть вместе вечно.

– Тогда ты позволишь остальным решать, как тебе жить, – ответила Сивилла. – А это несправедливо.

Это было несправедливо, но Персефона уже много чего узнала о справедливости за то время, что была знакома с Аидом. По правде говоря, этот урок ей преподнесла сама Сивилла.

«Правильно, неправильно, честно, нечестно – мы живем не в таком мире, Персефона. Боги наказывают нас».

Она начинала понимать, почему безбожников становилось все больше, почему они стали более организованными и сформировали Триаду, почему они хотели, чтобы боги перестали так сильно влиять на их жизнь.

– А вот это уже плохо, – произнесла Сивилла, кивнув в сторону телевизора в углу, где показывали новости.

БЕЗБОЖНИКИ СОБИРАЮТСЯ,

ЧТОБЫ ВЫРАЗИТЬ ПРОТЕСТ ПРОТИВ ЗИМНЕЙ ПОГОДЫ.

Персефоне захотелось забиться в какой-нибудь угол.

Она услышала слова ведущего:

«Из-за нетипичной для лета погоды многие считают, что кто-то из богов или богинь ищет отмщения. Как безбожники, так и верующие призывают положить этому конец – но совершенно по-разному».

Персефона отвела взгляд, и все же ей некуда было скрыться от телевещания – слова по-прежнему достигали ее ушей, отдаваясь звоном в голове.

«Почему смертным приходится страдать каждый раз, когда у какого-то бога плохое настроение? Почему мы должны почитать таких богов?»

– Я понимаю безбожников все меньше и меньше, – сказал Гермес.

Персефона взглянула на него:

– В смысле?

– Когда они только появились, их злило, что мы так далеко и не заботимся о них, как будто им нужно было наше присутствие. А теперь они, кажется, решили, что могут и вовсе без нас обойтись.

– А они могут? – поинтересовалась Персефона, потому что на самом деле не знала.

– Думаю, это зависит от обстоятельств. Будет ли Гелиос по-прежнему поддерживать солнце? А Селена – луну? Вне зависимости от того, как смертные воспринимают мир, именно мы – залог его существования. Мы можем создать или уничтожить его.

– Да, но… если бы они представили солнце, луну и всю силу, что сохраняет этот мир. Если боги… отступили бы от смертного общества… что тогда случилось бы?

Гермес поморгал:

– Я… не знаю.

Было очевидно, что он никогда прежде об этом не задумывался.

По правде говоря, богам никогда бы не удалось полностью отказаться от власти над миром, потому что тогда он бы рухнул, но могли ли они достичь равновесия? А каким оно было бы?

– Простите… – к их столику подошел мужчина с мобильным телефоном в руках. Он был средних лет, в серых классических брюках и белой рубашке.

Гермес завертел головой.

– Нет, – ответил он, и смертный тут же захлопнул рот. – Уйди.

Он развернулся и в изумлении побрел обратно.

– Это было грубо, – сказала Персефона.

– Ну, сегодня ты кто угодно, только не краснеющая невеста, – возразил бог. – Сомневаюсь, что тебе хочется позировать для фото рядом с каким-то шизиком. – Но потом выражение его лица смягчилось: – Кроме того, ты сегодня грустная.

Персефона нахмурилась, что лишь усугубило ситуацию.

– Я просто… рассеянная, – пробормотала она.

Гермес удивил ее тем, что протянул руку и накрыл ее ладонь своей.

– Грустить – это нормально, Сефи.

Она особо не задумывалась о своих чувствах, вместо этого сосредоточившись на кипучей деятельности и создании новых привычек взамен старых, напоминавших ей о том, что рядом больше нет Лексы.

– Нам пора возвращаться, – сказала она, снова выбирая действия вместо чувств.

* * *

Гермес покинул их у дверей «Амброзии и нектара», чмокнув каждую в щеку – даже Зофи, которая поначалу была слишком ошарашена, чтобы отреагировать, а потом попыталась его ударить. Персефона схватила ее за запястье, но вместо того, чтобы отругать Зофи, бросила сердитый взгляд на Гермеса.

– В следующий раз, прежде чем поцеловать кого-то, спроси разрешения, – сказала она.

Он на мгновение широко распахнул глаза, а потом взглянул на амазонку с искренним раскаянием:

– Прости, Зофи.

Амазонка надула губы, скрестив руки на груди.

– Ну, я пошел, – сказал он. – У меня свидание с гоутменом. Давайте все вместе куда-нибудь сходим на днях.

Когда он исчез, Персефона, Сивилла и Зофи переглянулись.

– Гоутменом? – одновременно произнесли они.

Персефона с Сивиллой вернулись на работу, оставив Зофи патрулировать. Каждый раз, когда Персефона приезжала или откуда-то возвращалась, амазонка обходила Александрийскую башню внутри и снаружи. Что она делала после этого, богиня не знала. Хотя, ей стоило признать, она была рада, что Аид поручил ей работать вместе с Илиасом. Это давало Зофи возможность выполнять более четкие задачи и социализироваться.

Боги знали, что амазонке это необходимо.

Айви поприветствовала их, когда они вошли в здание