Медленно разглядываю Любкин скворечник. Этаж высокий, не выпрыгнешь. Комод у стены напротив, весь заставленный вазочками и фотографиями. Горка с посудой. И какой-то проводок свисает.

Подскакиваю на ноги.

Это что, роутер, мать вашу?

Переворачиваю верх дном источник вай-фая и с усмешкой гляжу на пароль.

Спасибо, дорогая Любовь Андреевна!

Вбиваю цифры и буквы в смартфон. И снова на связи. Теперь остается найти чудака, который без лишних проблем вскроет дверь, и отчалить по-английски.

Мастеров по взлому я нахожу тут же в интернете. Но один уехал и будет только через три дня. А остальные требуют документы на квартиру. И без них отказываются что-то обсуждать.

«Ладно, подождем», – усмехаюсь я и тут же отправляю мужику сообщение.

– Как вернешься в город, бро, сразу ко мне!

– Конечно, командир, – весело соглашается мужичок и приезжает через неделю.

Благо у Любки исправно работают удобства, и запас продуктов имеется.

Но за хавчик нужно благодарить Янычара. Вечно боялся, что его Любушка оголодает, и просил пацанов завести ей всякие консервы.

Фуа-гра, вяленые томаты, семга в каком-то мудреном соусе. Я, конечно, за неделю подчистил весь стратегический запас. С голоду не опух, и ладно. Но выбираться отсюда надо поскорее.

– Ну и где ты, бро? – спрашиваю горе-мастера.

– Так я уже в лифте поднимаюсь, – заверяет меня этот уродец. – Пять минут, и готово.

«Отлично», – думаю я и, услышав, как в замке поворачивается ключ, спокойно выхожу в коридор.

И тут же под ударом Манучаровского кулака отлетаю на пол.

– Вот ты где, сука, окопался? – рычит Тимур. Наскоро поднимаюсь с пола. Вытираю юшку, кровавой струйкой бегущую вниз. И бью наотмашь. Но силы неравны.

Естественно, в физическом плане мы находимся с Манучаровым в одной весовой категории. И физподготовка у нас одинаковая. Сколько вместе тренировались!

Вот только он сражается за Любушку свою, а я – за чужую идею.

Тимур бьет изо всех сил, и я снова отлетаю в сторону. В этот раз под кухонный стол. На голову сыплются табуретки. Больно, блин! До чего же больно…

– Макс, упакуй его, – брезгливо морщится Манучаров. Тут же за его спиной маячит Суровый.

Но Тимур быстро входит в комнату, оставляя меня один на один с лучшим другом.

– На выход с вещами, Анис, – усмехается Макс. Застегивает на моих запястьях наручники. Тянет из-под стола. – Давай, выпускник Сэндхерста, вылезай! Или вас учили именно так держать оборону?

Вместе с Суровым и еще двумя незнакомыми бойцами плетусь к выходу и слышу, как Тимур меряет шагами узкую комнатушку и разговаривает с Любой.

– Какая брошка, девочка? Где мне ее искать?

Глава 40

Тимур

Зажав в кулаке главную реликвию Любы, я сумрачно пялюсь на разбитые костяшки пальцев. Хорош жених, блин!

Но кто бы мог подумать, что проклятый Анис окопается в квартире моей невесты?

Достав из шкафчика маленькую серебряную брошечку с голубыми камешками, задумчиво кручу ее в руках. У моей любимой есть бриллианты и роскошная диадема. А для нее всего дороже оказалась бижутерия со стекляшками.

– Это мамина, – поясняет Люба за полчаса до регистрации. – Если ты не сможешь ее привезти, я пойму…

Вот в этом вся моя девочка! Скромные просьбы, вечная готовность к отказу.

Да что же это такое! Ты теперь королева, Люба! Манучарова, твою мать!

– Я смотаюсь, – бросаю коротко и уже через пятнадцать минут, оттолкнув какого-то детину от Любиной двери, вхожу в квартиру. А там Анис собственной персоной.

Я, конечно, врезал. Душу отвел. Но на обратном пути пытаюсь отогнать от себя глупые мысли.

А если бы вошла Люба или моя мать? Или кто-то из персонала? Что тогда? Труп посреди квартиры? И кто виноват? Я?

– Жаль, перчатки вышли из моды, – бурчу, разглядывая подранные костяшки.

– Надень латексные, – фыркает Суровый. Мой главный свидетель на свадьбе.

– Альбина будет? – заметив мое мрачное лицо, спрашивает поспешно.

– Да, должна приехать. Но по закону жанра маман опоздает.

– Почему это? – не отрываясь от руля, вскидывается Макс.

– Ей проще задержаться, чем мириться с Любой и ее сестрой. Они с Андреем знатно наследили, – объясняю неохотно и тут же прикусываю язык.

Нужно мать отправить куда подальше. Пусть поживет в Европе или где-нибудь на Бали. Если выяснится, что это она заказала отца, то может надолго сесть. А меня такой вариант не устраивает.

Тюрьма – не место для женщины, пусть даже со стальными яйцами.

– Вспомнил чего? – хмурится Макс. На светофоре смотрит на меня внимательно.

– Андрея нужно из СИЗО вытаскивать, – усмехаюсь криво. – Как-никак теперь мой тесть…

– Маратку закрыть, Ельца достать, – весело смеется Суровый. – У нас работа – как в гардеробе…

Смеюсь, стараясь отрешится от невеселых думок. Сегодня моя свадьба! Я женюсь на любимой девушке. Никогда даже не мечтал о ней. Просто не мог. И вот сегодня вместо того, чтобы орать от восторга, я думаю о всякой гадне.

Завтра или на днях выберу время и вместе с Васей взломаю ноутбук нашего красавца. Думаю, там много интересного.

За своими мыслями я не замечаю, как неожиданно темнеет лицом Суровый.

– Ты чего, бро? – спрашиваю, когда Гелик останавливается около больничного крыльца.

– Да показалось… На переходе увидел вроде Соню Гладышеву. Она с сыном прямо перед нашим носом дорогу переходила. Ты не заметил?

– Прости, – улыбаюсь, вспоминая школьную любовь Макса. – Она давно замужем, – добавляю, спохватившись. – Ну шла и шла, подумаешь! Лучше обрати внимание на Катерину. Не старая вроде. При должности…

– Катя красавица, бро, – кивает мой верный помощник. – Вот только характер гадкий. С Соней не сравнить.

– Далась тебе эта Гладышева, – входя в лифт, фыркаю негодующе. И сам себя виню, что затеял этот разговор. Всматриваюсь в протокольную рожу, выглядывающую из зеркала. Одергиваю мятый свитер и такие же штаны. Вот где мои мозги? Забыл зайти домой переодеться…

Под глазом расплывается синяк, а на руках ноют ссадины. Хорош, просто капец!

– Ты не понимаешь, – гундит Суровый и добавляет со значением. – Это мог бы быть мой сын, если бы Хмырь тогда не наплел…

– Забей, – легкомысленно отмахиваюсь я. – Мы ж узнавали. Сонька твоя еще в школе от какого-то типа из военного училища залетела. Какой твой сын? Ты чего чудишь, бро?

– Чисто теоретически, Тимур…

– Мы практики, Макс. Сраные практики жизни. Пока лоб не разобьем, не догадаемся.

– Если ты про Марата… – вскидывается повинно.

– Да я так, за жисть, – морщу нос и, войдя в палату, застаю разметавшихся по разным сторонам родственников. Люба в нарядном платье стоит у окна. Спина застыла. Подбородок вздернут. А в креслице, сложив ноги в щиколотках, словно на