Три ступеньки. И ее хромота становится особенно заметной.

Разговоры прерываются, и Анна ловит чужие взгляды. Пока… не злые.

– Госпожа…

– Анна.

Костюм все же измят, и прическа растрепалась… Анна выглядит нелепо, должно быть. Жалко. И недостойно этого места.

– Мы вам рады, – на личике молоденькой девочки, наряженной в бело-голубое форменное платье с морским воротничком, застыла улыбка. – К сожалению, на террасе свободных мест не осталось, но я могу предложить вам столик у окна. Поверьте, так даже лучше…

Анна кивнула. И снова ступени. Зря она сюда пошла. Совершенно зря… Колокольчик на двери. Полумрак. Прохлада. Запахи ванили, корицы и шоколада. Журчание воды по стене. Анна слышала, что ее сделали, но не думала, что это и вправду красиво: влага и зеленоватый налет на камнях, но характерного запаха плесени нет.

Крохотный столик у окна, расположенного где-то высоко. Вдруг появилось ощущение, что Анна попала в сказочное подземелье. Только дракона и не хватает…

Узкогорлый графин с лимонадом. Лед в хрустальной чаше.

– Сегодня особенно удался «Шварцвальд», – девушка протянула книгу меню. – Удивительный вкус и вишня, прошу отметить, свежая. Мы используем только лучшие…

Пусть будет «Шварцвальд», Анне все равно.

– И кофе, – попросила она, когда девушка уже отступила. – А к нему лед.

Торт и вправду был хорош.

Глубокий шоколадный вкус и кисловатая нота вишни, пропитанной коньяком. Кофе, пожалуй, слабоват и слегка пережарен, но Анна давно поняла, что хороший кофе далеко не в каждом доме сварить способны. Нынешний вполне ее удовлетворил.

Она просто сидела, вновь наслаждаясь моментом, лениво раздумывая, стоит ли прихватить коробку сладостей для мальчишек. Тех же сахарных тросточек или витых кренделей из разноцветной карамели. Или, возможно, мятных пастилок? Нет, мяту дети не очень жалуют, а вот разноцветное драже их порадует.

А их наставника? Куда он пропал? И вернется ли вовсе, или же тот разговор с Никанором…

Она вздохнула.

– А я тебе говорю, что ее точно убили! – возбужденный голос донесся из-за декоративной решетки, украшенной искусственным плющом. Растение было исполнено с большим мастерством, но от этого лишь сильнее раздражало. – Мне Аська сказала…

– Твоя Аська…

– На рынке об этом только и разговоров, – голос был смутно знаком, и Анна повернулась к решетке, разделявшей столики. – Ее просто-напросто выпотрошили…

– Фу… Светик, не сейчас же…

– С каких это пор целители стали столь брезгливы? Что твой батюшка говорит?

– При чем здесь мой батюшка?

– Так разве тело не в больничку доставили? Я читала, что в таких случаях тела всенепременно в больничку доставляют, а там уж старший целитель проводит осмотр.

– Папенька не старший целитель. И никаких тел он осматривать не станет. И нам соваться не след. Убили и убили. Бывает, – произнесено это было с немалым раздражением.

– Бывает, – охотно согласилась подруга, и, кажется, Анна все же узнала голос. Таржицкая? Светлана, которая дочь генерала и градоправителя. – Только мой папенька с утра места себе не находит. Представляешь, на маменьку наорал… она в слезы, теперь лежит с компрессом на лбу, на мигрень жалуется.

Вздох был ответом.

Анна пригубила кофе, подумывая, стоит ли дать знать о своем присутствии, или же неудобно получится. Не то чтобы она специально подслушивала, но действительно неудобно. И что теперь?

Сидеть? Как долго?

– Он и без того злой ходил, когда узнал, что тут за школу собираются открыть, а теперь еще и убийство это. Дело ведь не в том, что кого-то там убили, тут ты права, – голос стал задумчивым. – А в том, как это сделали… слухи, они ж как тараканы, так просто не выведешь. Кто к нам поедет, если здесь убивают… Ольга! Ольга, мы здесь!

Еще и Ольга. Почему-то Анна не сомневалась, что это будет знакомая ей Ольга.

– Боже, вы видели эту прелесть?

И она не ошиблась.

– Если вы о том красном моторе, то да… я его раньше не видела.

– Подумаешь… мотор, – теперь в голосе Таржицкой Анне послышалось раздражение. – Обыкновенный «руссо-балт»… наверняка графский.

– Почему?

– Потому что у роскошного мужчины и мотор должен быть непростым.

Анна с трудом сдержала смешок.

– А он роскошный? – поинтересовалась Ольга, кажется, она устроилась именно за стеной, оказавшись ближе всех к Анне.

– Обыкновенный…

– Необыкновенный…

– Хам…

– Понятно, – Ольга поерзала. – Значит, скоро увидимся. Маменька с меня не слезет. Вбила себе в голову, что мне срочно нужно замуж, будет теперь в дом кого ни попадя таскать.

– Он не «кто ни попадя», – передразнила Таржицкая, – а граф… Мастер Смерти.

– И псих, – добавила Татьяна.

– Почему?

– Потому что отец у него был форменным безумцем. В свое время жуткий скандал был… Он убил жену, четырех дочерей, а потом с собой покончил.

Анна осторожно вернула чашку на стол. Чужих тайн она избегала, даже если их сложно было назвать тайнами в полной мере.

– Что, правда? – это было произнесено с придыханием.

– Вообще-то скандал замяли, – с неохотой произнесла Татьяна. – Он же при чинах был, место в Совете занимал и не в малом. И вообще из древнего рода, герой войны, кавалер ордена Полярной звезды и все такое. Но папенька сказал, чтобы я от Белова держалась подальше. Там что-то совсем грязное было. Вроде как на него жаловались… сын… и не единожды, но на жалобы закрывали глаза. Уважаемый человек и все такое, тем более графиня стояла за мужа. Впрочем, что с нее взять? Сама из мещанок.

– Даже так…

– За темных неохотно идут… слишком много у них… особых прав.

Тихо звякнула ложечка, коснувшись фарфорового бока.

– Папенька говорит, что они априори нестабильны. Сила хаотична, а их методы воспитания… и нормальный человек с ума сойдет, если все время в мертвечине копаться будет. Эти же… главное, что у них сложно понять, когда специфика личности начинает переходить в безумие. Папенька когда-то, когда еще служил при дворе, ратовал, чтобы всех темных обязали проходить комиссию хотя бы раз в год. Но не поддержали, да… Так вот, старый граф Белов еще до войны числился в советниках его императорского величества. А как она случилась, так и пошел воевать, и хорошо так воевал, настолько хорошо, что его Полярной звездой наградили, а сами понимаете…

Полярную звезду вручают редко. За пролитую кровь. За… кажется, спасение жизни его императорского величества или же кого-то из высочайшего семейства…