После продолжительных ожесточенных и кровопролитных позиционных оборонительных боев, когда удалось отбить наступление врага и удержать Северный фронт, неприятель достаточно долго раздумывал, прежде чем решился нанести 27 апреля новый сильный удар. При поддержке многочисленных танков и массированном применении истребителей он предпринял теперь наступление на юго-восточном участке, сосредоточив главный удар на Сапун-горе. Но и здесь все его атаки были отбиты, причем неприятель понес тяжелые потери. (Советское командование, избегая ненужных потерь в ходе подготовки к штурму (с 5 мая), делало акцент на массированные удары авиации и артобстрелы, разрушавшие систему обороны немцев. — Ред.) Но развертывание вражеской артиллерии было еще не окончено. Благодарение Богу, что войскам не было сообщено о повторном упрямом, совершенно непонятном приказе Гитлера. Но командующему 17-й армией было совершенно ясно, что удерживать Севастополь сколько-нибудь длительное время невозможно, что если в самые ближайшие дни не поступит приказ об оставлении города, то вся армия обречена на гибель. Поскольку силы врага быстро нарастали, положение все более и более обострялось, и вполне можно было предполагать, что германский фронт будет просто опрокинут, а это означало полное уничтожение. И генерал-полковник решился на неординарный шаг. 28 апреля он лично вылетел в ставку фюрера, чтобы добиться решения об окончательном и полном выводе войск из Крыма. Но, несмотря на все его убедительные доводы, Гитлер своего решения не изменил. Но гнев его был столь яростен, что он снял Енеке с должности командующего 17-й армией и приказал ему вернуться в Севастополь. Командование армией немедленно принял генерал Альмендингер.

В последующие дни противник начал развертывание всех своих сил и подготовку к решительному штурму города, которые были закончены к 4 мая. Теперь его силы составляли 470 тысяч солдат, около 600 танков, более 6 тысяч минометов, орудий и «сталинских органов» и множество самолетов — истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков. С немецкой стороны им противостояли 64 тысячи солдат, большей частью собранные из различных частей и объединенные в ударные подразделения, в которых были перемешаны военнослужащие из самых разнообразных родов войск. Войсковых резервов на начало мая имелось всего лишь три батальона.

Но войска продолжали верить в то, что все еще может закончиться хорошо, хотя русские уже проводили ночные поиски в предполье германской линии обороны.

5 мая началось наступление.

Оно открылось мощнейшей многочасовой артподготовкой из 300 стволов тяжелых орудий, 400 реактивных минометов и многочисленных тяжелых минометов. Затем в 9.30 в бой двинулись стрелковые дивизии советских 2-й гвардейской армии и 51-й армии, поддержанные эскадрильями штурмовиков и истребителей, направляя свой удар на северный участок обороны против XXXXIX горнострелкового корпуса, которым теперь командовал однорукий и одноногий генерал Хартман. Весь германский фронт, словно туманом, заволокло облаками дыма и пыли. Удар четырех советских дивизий пришелся на участок обороны 336-й дивизии, которая стойко держалась. Удалось и 50-й дивизии ликвидировать прорыв русских на ее участке. Предпринятыми затем контрударами образовавшиеся бреши в обороне были ликвидированы. Хотя враг непрерывно атаковал, в ходе трехдневных тяжелейших боев все его поддержанные танками массированные атаки были отражены, причем обе стороны понесли значительные потери. Из-за такого развития событий было решено остатки обеих дивизий с 7 мая отвести в тыл.

Как это было обычно для русских в ходе их эшелонированных атак, с целью ввести противника в заблуждение относительно главного направления удара и заставить того распылить резервы, утром 7 мая было предпринято крупное наступление на восточном и южном участках фронта. Двести русских орудий на километр линии фронта обрушили на немецкие позиции шквал огня перед началом наступления. Затем в бой ринулись красноармейцы Отдельной Приморской армии, поддержанные танками и авиацией, действовавшей группами численностью по 50 самолетов. Оборона 73-й дивизии на южном участке была прорвана на широком пространстве, на участке 111-й дивизии противник глубоко вклинился в ее боевые порядки. Сапун-гора, находящаяся южнее города, с которой враг уже мог видеть Севастополь, берег и море, была потеряна 8 мая (в 18.00 7 мая. — Ред.). К концу этого дня потери на участках обороны обеих дивизий составили уже около 5 тысяч человек. Командование армии было вынуждено отдать приказ об отходе за господствующие высоты, чтобы избежать грозящего прорыва на обоих участках обороны дивизий. Что касается северного участка фронта, который с 7 мая пришлось отвести ближе к городу и на южный берег Северной бухты, то удерживавшим его войскам, спешно усиленным переброшенными подкреплениями, удалось отразить удар вражеских штурмовых частей и укрепить фронт сильно поредевшего V корпуса.

На холмах и в долинах вокруг Севастополя рвались снаряды и бомбы, оглушительно грохотали пулеметы и автоматические пушки штурмовиков, захлебывались автоматные очереди, рявкали орудия, не смолкал треск винтовочных выстрелов, оглушали разрывы ручных гранат. Дым, пыль, фонтаны земли, выброшенной в воздух, вспышки выстрелов. Покрытые засохшей грязью пехотинцы, лежащие в разбитых укреплениях и в гнездах сопротивления, отражали накатывающиеся на них волны советских бойцов в униформе цвета хаки, с криками «Ура!» шедшие в атаки, стонали, ковыляли в тыл или, скорчившись, лежали под каким-нибудь укрытием, раненые, связные, сумевшие добраться под огнем по пересеченной местности с каким-нибудь новым печальным известием, офицеры, со все меньшим числом солдат бросавшиеся в контратаки, командиры, наскребавшие последние жалкие резервы и бросавшие их в бой, штабы, в которых беспрерывно звонили телефоны, куда вбегали связные и где изо всех сил пытались как-то управлять боем, руководить, помогать, поддерживать, и командующие, которые не имели для этого почти никаких возможностей, — обычная фронтовая обстановка в ходе наступления неприятеля. Бои шли и по ночам, тьму рассеивали спускающиеся на парашютах русские осветительные бомбы, между которыми с завыванием неслись к земле фугаски, сброшенные русскими бомбардировщиками.

В форте «Максим Горький-I» (береговые советские батареи № 30 и 35 («Максим Горький-I и II») были оснащены четырьмя сделанными до революции 1917 года 305-мм орудиями каждая. Орудия стреляли на дистанцию до 42 км снарядами весом 471 кг. Батареи нанесли немцам в ходе героической обороны Севастополя огромные потери. — Ред.) был оборудован один из имеющихся в окрестностях Севастополя полевых лазаретов. Под его мощными сводами и за толстыми стенами длинными рядами лежат прямо на земле, покрытой толстым слоем пыли, многочисленные раненые. Вопли, стоны, плач, просьбы о помощи. Врачи и санитары делают для раненых все, что в их силах. И все время поступают новые и новые раненые, кого-то из них сюда приносят, кто-то добредает сюда сам. Вблизи, на крутом обрывистом берегу, отрыта траншея — туда переносят тяжелораненых, чтобы как можно скорее потом перегружать их на катера для эвакуации. Часть раненых будет эвакуирована самолетами. Экипажи транспортных Ю-52 творят немыслимое. Прорываясь сквозь лучи русских прожекторов, огонь зениток и истребителей, они по ночам долетают до Севастополя, садятся на темную, лишь на краткий миг обозначенную зажженными лампами взлетно-посадочную полосу. Некоторые при посадке разбиваются, другие загораются еще до того, как машина останавливается. Водители санитарных машин, днем под вражеским огнем свозящие раненых на полевые перевязочные пункты, а по ночам доставляющие их к двум последним взлетно-посадочным полосам, переживают ужасные моменты, когда от попадания сброшенной бомбы самолет загорается ярким пламенем и звуки выстрелов заглушаются криками уже погруженных в самолет раненых.