Другим до предела перегруженным судам все же удалось в тот день 10 мая выйти в море, имея на борту около 10 тысяч человек, и доставить их в румынские порты.

Из намерения командования армии эвакуировать весь личный состав наступающей ночью ничего не вышло. Как и предсказало флотское командование, из-за ухудшения погоды некоторые караваны, составленные из судов плохой мореходности, были вынуждены вернуться в свои порты, другие опаздывали из-за шторма и только были на подходе. Вскоре стало ясно, что самые быстрые из караванов смогут подойти к мысу Херсонес только 11 мая. Поэтому надо было принимать решение продержаться на позициях на Херсонесе еще в течение 24 часов. И вот солдаты, лежавшие под огнем противника, узнали эту потрясающую новость — обещанная им эвакуация снова откладывается на целые сутки. И снова им предстояло сделать все возможное, чтобы продержаться, отражая все усилия врага. Их стойкость, увы, не была достойно вознаграждена.

Приблизительно еще 25 тысяч человек находилось теперь в страшной тесноте на мысе. В ночь с 10 на 11 мая могло быть эвакуировано лишь незначительное число из всего этого количества.

Побережье мыса Херсонес с его бухтами, причальными сооружениями и погрузочными устройствами все больше и больше оказывалось под огнем вражеской артиллерии и бомбовыми налетами советских штурмовиков.

Во всех проходах форта «Максим-II» лежали раненые. На скалистых выступах обрывов, обращенных к морю, вдоль которых к причалам спускались деревянные лестницы шириной от двух до трех метров, лежали отбившиеся от своих частей раненые солдаты, о которых уже никто не заботился. Всеми ими владела одна лишь мысль — оказаться на борту судна, с которым они в эти последние часы связывали свое спасение. О гибели в открытом море судов со своими боевыми товарищами на борту они ничего не знали. Тысячи глаз были устремлены в морскую даль, надеясь заметить подходящие к берегу суда, но море оставалось пустынным.

Но вот в предрассветном полумраке ранним утром 11 мая на горизонте в 25-30 километрах от Херсонеса появился новый крупный караван численностью десять или двенадцать судов. Но с его подходом оказалось, что трудностей стало только еще больше, поскольку десантных барж, необходимых для переправки от мест погрузки до столь крупных судов, не было в наличии. Они были либо потоплены накануне, либо ушли вместе с другими судами на запад. Поэтому для доставки эвакуируемых на стоящие на рейде транспорты предстояло использовать только морские паромы и лоцманские катера.

К тому же возобновились воздушные атаки на суда.

Вражеские самолеты атаковали стоявшее на якоре большое румынское военно-морское вспомогательное судно «Румыния» водоизмещением 3152 брутто-регистровые тонны, которое, по счастью, приняло на борт только немногих эвакуируемых. У одного из выживших, старшего казначея Фойхта, в памяти навсегда запечатлелась эта картина: «Над палубой «Румынии» пронеслись русские штурмовики. Судно снялось с якоря и стало набирать ход. Штурмовики сделали новый заход. Заработал счетверенный зенитный автомат, но одна из сброшенных ими бомб попала в наше судно. В воздухе пронеслись осколки стекла и стали, раздались стоны раненых. Внутри судна к лежащим там раненым добавились еще и новые. Опять загремели на судне колокола громкого боя, снова раздалось тявканье зенитного автомата. Машины судна работали на полных оборотах. Новая серия бомб взметнула вверх столбы воды. Когда позднее «Румыния» остановилась, чтобы принять на борт новую группу эвакуируемых с подошедшего парома, случилось следующее. Штурмовики снова зашли в атаку. Снова взрывы и осколки, потом мощный удар, от которого все судно содрогнулось, и погас свет. Одна бомба попала в машинное отделение, и разлившаяся солярка тут же воспламенилась. Все бросились на выход. Едкий дым и раскаленный воздух перехватывали дыхание. Крики раненых смешивались со свистом пара из перебитых трубопроводов и треском рвущихся зенитных снарядов. Мы кубарем скатились в море, думая лишь об одном — как бы уплыть подальше от тонущего судна. А потом поплыли к берегу, спасая свои жизни...»

Получив множество попаданий бомб и снарядов, «Румыния» почти целый день горела, оставаясь на плаву и застилая море жирным черным дымом, и затонула только ранним утром 12 мая.

Около 7.30 румынский пароход «Данубиус»[57] после прямого попадания бомбы взлетел на воздух.

Пароход «Гейзерих»[58] получил несколько попаданий авиабомб и затонул после торпедной атаки советской подводной лодки.

Были потеряны также несколько более мелких румынских судов, в том числе много паромов и буксиров.

В одном более позднем и непредвзятом исследовании этой эвакуации было дано заключение: с затонувших крупных судов с эвакуированными солдатами на борту было спасено судами сопровождения в среднем лишь десять процентов людей.

Затем последовал последний акт трагедии. Отвод последних дивизий с позиции на Херсонесе был назначен на 23.00 11 мая, часом позднее за ними должен был последовать арьергард и укрываться наступающей ночью в Круглой, Казачьей и Камышовой бухтах и на западном побережье мыса. После этого следовало ожидать сообщения флотского командования о подходе большого каравана, прибытие которого ожидалось около полуночи. Следующие вместе с этим караваном мелкосидящие переправочные средства, согласно расчетам, за пару ходок должны были переправить еще около 10 тысяч солдат на большие суда, а после выполнения этой задачи, полностью загруженные, уходить вместе со всем караваном.

На эту последнюю ночь возлагали самые большие надежды не только морское командование Крыма, но и все сухопутные войска от генерала и до последнего солдата.

Остальная эвакуация и отправка Должны были пройти еще проще.

В 21.00 по отданному по радио приказу командующего группой армий «Южная Украина» мыс Херсонес покинул командующий армией вместе со своим штабом и на быстроходном судне направился в сторону румынского побережья.

Ровно через полчаса морской комендант Крыма под ожесточенным артиллерийским огнем неприятеля поднялся на борт флагмана 1-й флотилии торпедных катеров. Поскольку приказы и сообщения по радио на приближающийся караван больше не проходили, адмирал Шульц решил лично подвести ожидающие суда к причалам и распорядиться переправочными средствами, чтобы сэкономить время.

Тем временем к причалам и молам стягивалось все больше и больше солдат, которые ждали, тревожились и надеялись. Когда же они отправятся в путь — и где же суда — почему они не приходят?

Суда вошли в бухты — но они не подходили к берегу, чтобы начать эвакуацию.

События достигли своего трагического апогея. С берега в море пополз туман, все больше и больше густея и делая все более трудной ориентировку на море. Причалы можно было рассмотреть только вблизи, в особенности после того, как все осветительные огни были выведены огнем противника из строя. Тем важнее было для адмирала Шульца как можно ближе подвести суда каравана к берегу.