Все работники салона собрались у дверей, чтобы пожать мне руку и заверить, что для них огромное удовольствие принимать меня. На улицу я вышла смущенной, стареющей девочкой со спичками. Я забыла в салоне серую юбку и, вернувшись за ней, увидела подходившего ко мне колориста с пакетом в руках.

— Ciao, principessa, — очень тихо сказал он, поднимая меня от неловкой стареющей девочки со спичками до титула княгини — вполне обдуманно.

Мне хотелось до встречи с Фернандо привыкнуть жить с рыжими волосами. И уж точно оттянуть встречу с Барлоццо. Я решила, что они в это время наверняка вернулись в отель вздремнуть после обеда, и заставила себя идти помедленнее. Я с кокетливой беспечностью заглядывала в каждую витрину, посматривала на рыжую женщину. Когда я вернулась в отель, консьерж сказал, что i signori еще не приходили. Я представила себе измученного Князя, пергаментные старые пальцы которого перещупали горы твида. Представила, как Фернандо прижимает пальцы к вискам.

Я приняла ванну и осторожно шагнула в юбку. На бедрах и сзади облегает очень-очень туго, а дальше тяжелый атлас спадал пышными складками, до самых голых лодыжек. Я накинула тонкую белую футболку с длинными облегающими рукавами, обтягивающую, как трико. Сунула ноги в отличные серебристые сандалеты, давным-давно купленные в магазине около Риальто. Запрокинула голову, как в салоне, и пальцами расчесала медные кудри. Жемчуга. Опиум. Я накрутила на шею атласную шаль двумя свободными витками, конец пустила через плечо. Где же они?

Я вышла на улицу и прошла по Виколо Порто Россо до Виа Торнабуони. Я загляделась на туфельки, вывешенные на ветку вишневого дерева в витрине YSL. Отвернувшись, я увидела в двадцати шагах Фернандо и Князя, удалявшихся от меня. Как видно, они только что прошагали мимо и, конечно, направлялись к отелю. Я пошла туда же. Когда я вошла, в вестибюле их не было видно, и консьерж повторил: «I signori sono ancora fuori». Я побродила по вестибюлю, перебирая карты, присаживаясь и снова вставая, поглядывая на дверь и отворачиваясь от нее. Может, то были вовсе не они? Потом я услышала голос Фернандо, спрашивавшего, в номере ли синьора. Я обернулась, и консьерж указал ему на меня.

— Sei tu?

— Certo sono io. — На мгновенье я забыла о медных волосах и новой атласной юбке.

Он подошел ко мне. Тронул мои волосы, отступил, чтобы лучше видеть. Притянул меня к себе и ничего не сказал. Барлоццо уже скрылся.

Он довольно грубо потянул меня к лифту, потом к нашему номеру. Он так ничего и не сказал.

— Если тебе не нравится, я могу изменить. Я просто хотела попробовать, и сегодня, ну, мне показалось, что момент подходящий. Не знаю… я вроде как почувствовала себя свободной, и захотелось сделать что-то ребяческое и глупое, и…

Тараторя, я снова почувствовала себя девочкой со спичками, и на глаза навернулись слезы.

— Я в восторге от твоих волос, — сказал он и принялся расстегивать на мне юбку.

— Правда? То есть, тебе правда нравится?

Перешагивая через юбку, я запротестовала:

— Я уже оделась для passeggiata, зачем ты?..

— Затем, что я должен тебе что-то сказать.

— А одетой мне нельзя сказать?

— Мне будет проще, если ты ляжешь.

— Что будет проще?

Мы уже лежали на кровати, и я впервые взглянула на Фернандо — по-настоящему взглянула. Он был бледным, как молодой сыр.

— Что такое? — я повернулась к нему лицом, задев его по бедру каблучком той самой сандалии, которая почему-то осталась на мне. Он поморщился и ругнулся.

— Я должен кое в чем признаться. Знаешь, мы всегда говорили, что видим только друг друга. Что другие люди для нас вроде как в тени. И есть, и нет их.

— Да…

— Сегодня я кое-кого заметил. Женщину. Я увидел ее и почувствовал то же самое, что в тот раз, когда впервые увидел тебя. То же чувство узнавания, как когда я увидел тебя с рассыпавшимися волосами зимним вечером на Пьяцца Сан-Марко, в длинном белом плаще, волочившемся по камням. Это было за год до того, как мы с тобой познакомились. До того, как я встретил тебя в том маленьком баре. Сегодня меня встряхнуло, когда я поймал себя на том же волнении, или возбуждении. Как будто я тебе изменил. Я старался об этом не думать, и мы с Князем прошлись до моста. Но должен тебе сказать, та женщина все вспоминалась мне. И потом, когда мы вернулись в отель, я сразу увидел ее. Она стояла в вестибюле спиной ко мне, так же, как полчаса назад, перед витриной. Я странно заволновался, и тут она обернулась, ты обернулась, и она была — ты. Ты была она.

— Итак, ты выбрал меня давным-давно, а сегодня выбрал меня заново. Вот что это было, по-моему. Да, по-моему, именно так и было.

Князь постучал нам в дверь, и мы стали одеваться, виновато, как ребятишки за сеновалом, когда звонит гонг к обеду. Я успела первой и открыла ему дверь.

— Я искал свою подружку Чу. Вы ее не видели? Красивые черные волосы, собранные в узел?

— Фернандо понравилось!

— Желтые брюки, рыжие волосы — мы можем на полставки подрабатывать как семья паяцев.

Фернандо вышел из ванной — словно Цезарь вступил на форум. Брюки из тонкого коричневого кашемира. Мягкие кожаные мокасины цвета просвечивающего сквозь стакан виски огня. Сегодняшние трофеи. И к ним — старомодный синий блейзер и любимая рубашка из грубого белого шелка. За последние месяцы волосы у него отросли подлиннее, и сохранившиеся темные пряди ярко выступали на фоне седины, смазанные гелем до голливудского блеска.

Заговор против скуки, подумала я, стараясь увидеть нас со стороны. Мы гламурные. Гламурность — это уверенность в себе. Нам точно в себе уютнее, чем было бы в ком-нибудь другом. Мы принадлежим только самим себе. Мы мне нравились.

Приближался декабрьский полдень, и облака в небе скользили, будто отара кудрявых овечек по синему льду. Мы с Мирандой собирали шишки и сосновые сучья за ее домом, а заодно я перечисляла, кого приглашу на свой мифический ужин: отчасти потому, что об этом думала, а отчасти, чтобы заставить ее лишний раз засмеяться колокольным смехом.

— Ну-ка, ну-ка… Я уже собрала Барлоццо, Орфео, Луку, Неддо, Тильду, Эдгардо и тебя. Со мной и Фернандо стол почти заполнен. Ты говорила, что мне никогда не набрать дюжины, а шесть уже есть.

— Шесть дыр у тебя в голове! Ты что, не знаешь, кто такой Эдгардо?

— Знаю, что он граф. Или барон?

— Il marchese дʼОнофрио, точнее говоря. И всю жизнь — страшный враг Неддо. Ели один из них узнает, что другой приглашен, он возьмет твой дом в осаду. Впрочем, у тебя и дома нет. И стола нет. А пока нет, почему бы тебе не обойтись моим столом? Ты говорила, что любишь кормить голодных. Разве мало здесь хлопот каждый вечер? И остерегайся Эдгардо дʼОнофрио.