— Я уже и не знаю, кто моему сердцу мил: вы или умертвия, что бродят вокруг.

Скорее, наверное, неупокоенные: они хотя бы ведут себя прилично и сразу демонстрируют что хотят, а не присыпают мукою мозги.

— Я тебе уже сказал, что мне от тебя нужно, могу повторить.

— Не надо, — шикнула я, — вам, должно быть, стыдно.

— За что? — в голосе мужчины звенело удивление.

— За то, что домогаетесь, — процедила я, крайне недовольная тем, что его рука скользнула выше.

— Стыдно мне было, когда у меня при виде мужика, роющего могилы, в штанах, как ты выразилась, тесно стало. Вот тогда, да, очень стыдно было. А тебя домогаться — нет, не стыдно.

В тумане ничего невозможно было разобрать, мы ехали вперёд вслепую. Никаких ориентиров, чтобы понять — далеко ли ещё Сердвинки. Я, молча, сопела и вглядывалась в туман, в надежде разглядеть центральные врата деревни.

Наконец, впереди что-то протяжно скрипнуло, и прорисовались очертания высокого забора. Выдохнув, я расслабилась, сама до этого момента не осознавала, насколько напряжена.

Мы въехали во двор и остановились. Не мешкая, я попыталась перекинуть ногу и спрыгнуть с коня. Но внезапно на внутреннюю сторону моего обнажённого бедра легла огромная мозолистая ладонь.

— Далеко собралась, любовь моя, — хмыкнув, прошептал вард, обдавая кожу на шее горячим дыханием. — Я не такой дурак, чтобы отпускать тебя и упускать из виду. Бегай потом, проверяй, на какого мужика или ещё кого у меня стояк появится.

Нет уж, Томмали, сыт по горло. Ты будешь со мной всю эту долгую ночь, моя вартеса. Тебе полезно, привыкай. Учись властвовать, моя жена.

Подняв мою левую руку, он защёлкнул на ней странного вида браслет.

В недоумении я уставилась на кованный металлический обруч, что плотно обхватил моё запястье. Резные руны вспыхнули холодным голубым свечением и погасли.

Дёрнув, я поняла, настолько плотно браслет примыкает к коже, словно врос.

Застёжки тоже не обнаружилось.

— Если ты обдумываешь, как снять ритуальный обруч, то спешу тебя огорчить — он не снимается, — весело просветил меня несносный северянин.

— Совсем? — с серьёзным видом уточнила я, дёргая украшение.

— Если только руку отрубить, — спокойненько так ответил Вульфрик.

— Руку, — ужаснулась я такой перспективе.

— За всё нужно платить, мечта моя, и за свободу в том числе.

Мужская рука погладила моё бедро и легла на живот. Я ощутила, как северянин большим пальцем касается моей груди. Сглотнув, выпрямилась и локотком надавила на его наглую конечность, вынуждая ту спуститься ниже.

— Уж лучше нежеланному мужу чего рубануть, — зло прошептала я. чувствуя, как он сопротивляется и пытается достать до моей груди снова.

— Хм, — после непродолжительной немой борьбы, вард уважительно глянул на меня снизу вверх, — были в далёком прошлом и такие случаи. В общем, там в рунах прописан запрет на членовредительство в отношении супруга.

— Все продумали, да, — проворчала я.

— До мелочей, — согласно кивнул северянин.

Я. молча, смотрела на этот браслет и понимала, что мне срочно нужно выспаться.

Разум отказывался адекватно соображать и принимать хоть какие-нибудь решения.

Всё, что сейчас я могла, — это осмыслить сказанное. Опустив руку с браслетом, я зевнула, прикрыв рот.

— Ночь будет длинной, — серьёзным тоном произнёс Вульфрик и, кажется, коснулся губами моих волос. Хотя этот поцелуй мог мне и привидится. — Мы не знаем, сколько в тумане мертвецов, а помощь подойдёт только ближе к рассвету.

Может случиться так, что придётся отступать к вратам. Но это самый крайний вариант.

— Акак же люди? — встрепенулась я.

— Увезём в безопасное место на телегах и повозках. Никто мёртвым на растерзание не останется, — северянин оглянулся на толпу стоящих в сторонке людей. — Так что до утра никто не будет спать.

— Всё так серьёзно? — я не понимала, что происходит. Мертвых в этот раз и, правда, было много. Но чтобы вард серьёзно говорил о бегстве?! Это насторожило и напугало до паники.

— Всё не то чтобы серьёзно, всё странно, Томмали. Все неупокоенные, как вы их называете, или нежить по-нашему. слишком свежо выглядит Все люди убиты примерно три — четыре дня назад. Все до одного. Во всяком случае, из тех, что я видел своими глазами и из тех, что привезли накануне в телегах. И убиты они одинаково. А это уже неслучайно, это диверсия, и направлена она на нас.

Я прикусила губу, вспоминая телегу полную тел.

— Каки Лестра, да, — тихо уточнила я. — Её убили, как остальных?

— Да, Томмали, я не уверен. конечно, но, похоже, что и твоя сестра должна была быть сегодня в тумане, но что-то привело её раньше, — негромко прошептал вард.

— Она из-за нас с Эмбер пришла, — я решила рассказать, что знаю мужчине, а дальше пусть думает, что к чему. У него всяко ума побольше моего будет. — Я встречала её в тумане. Мёртвую. И тень. Это так странно. Она звала с собой, жаловалась, что очень хотела жить. Я и не поняла тогда, что её убили. Подумала, что сама она в гиблое место зашла. Она так и шептала, что туман кругом и спасения нет.

— Её убили, — вард сильнее прижал меня к себе, — как и остальных, перерезали спинные позвонки.

— Гуроны?! — ужаснулась я. Все были наслышаны об этом племени монстров. — Но они живут далеко отсюда.

— Думается, эти пришли по нашу душу и решили действовать исподтишка.

Мне стало так страшно. Сколько же бед на наши головы.

— Вы, богачи, власть делите, а страдают простые люди. Моя сестра ни в чём не виновата перед вами, а её в расход пустили, как мясо.

— Ты ещё меня в её смерти обвини, — рыкнул Вульфрик.

Я отрицательно покачала головой.

— Приличные девушки дома сидят…. - начал было северянин.

— Не смейте, — тихо перебила я его, — вы не знали Лестру. Не знали, как мы жили, не вам её судить. Я никому не позволю отзываться о ней плохо. Она просто хотела лучшей доли. Мечтала, как и любая молодая женщина. о семье, о муже и детях. Она устала. Мы поругались. Эмоции завладели разумом и она ушла. Я уверена, она бы не оставила нас. Несмотря на её тяжёлый характер и острый язык, Лестра нас любила и не бросила бы. Так что никогда не смейте отзываться плохо о ком-либо из моей семьи. Я никому не позволю мешать имя моей Лестры с грязью и чернить её помять. Никому, даже вам вард.

— Я запомню, — не зло проговорил Вульфрик, — это даже хорошо, что так рьяно семью защищаешь. У нас преданность ценят.

— Мне всё равно, что у вас ценят, — устало вздохнула, глядя на центральные врата, — я просто хотела, чтобы моя сестра жила. А сейчас я хочу, чтобы ее убийцы получили своё.