— Нет, капитан, — покачал головой Антон, — вы — предатель. Потому что приняли на себя ответственность. Знаете, мне кажется, вы скоро умрете. И умрете смертью предателя.

— Извините, не согласен, — с усмешкой на губах заметил Роджер. — Я сам решу, как мне умирать. Я на вас никогда не работал, я просто вас использовал. А ваши предатели — да, наслышан, умирают. Странно, почему вы не можете их просто замочить в лесу или дома, как делают все нормальные люди? Нет, им, понимаешь, надо привезти в Англию полоний, рискуя свободой и здоровьем ваших агентов, подсыпать его и ждать. Или распылить газ перед лицом жертвы. Чтоб потом еще много народу заразилось, и вас в этом обвинили. Бритта, вы не находите, что русские просто идиоты? Или мазохисты.

Сообразно своим укоренившимся убеждениям, Бритта собралась было кивнуть, но, хоть она и считала русских людьми далеко не такими, как немцы и вообще европейцы, в уме и житейской хитрости им она не отказывала. Конечно, ум и хитрость русские применяли для чудовищных и бессмысленных вещей… Взять хотя бы употребление на борту самолета алкоголя из бутылочек для детского молока, да еще и через соску, или курение в туалете с выдыханием дыма в пластиковую бутылку…

Да, Бритту особенно шокировала страсть русских к партизанщине. Такое ощущение, что все они родились только для того, чтобы при необходимости обходить посты и снимать часовых.

«Ну зачем, — спрашивала она сначала Антона, а потом уже испорченного русской заразой Ральфа, — надо тайно пить виски в салоне бизнес-класса, если там его наливают столько, что хоть залейся?» И когда, отвечая на ее вопрос, Ральф как-то просто так, спокойно пояснял: «Ну, как ты не понимаешь, это же интересно, адреналин, весело…» — она в очередной раз осознавала, что прежнего Ральфа потеряла навсегда.

— Роджер, хеллоу, — произнес Антон, приставляя оружие к паху капитана. — Автомат заряжен, калибр семь-шестьдесят два, пуля имеет удивительную проникающую способность.

— Вы дураки, — прошептал Роджер. — Даже если убьете меня, вам не уйти. Да еще хуже: не уйти и мне, меня не оставят в живых. Поэтому сейчас я с вами, как и всегда.

— Не ври, сволочь. А убивать мы тебя не будем. Мы не бандиты, в отличие от тебя, — морщась от боли, пробормотал Ральф.

— Господин Ральф, — Роджер усмехнулся, — вы зря доверяете своему другу. Из-за его упрямства за нашу жизнь никто не даст теперь и ломаного гроша. С одним патроном в автомате вы собираетесь идти на пулемет?

Снаружи донесся шум. Прислушавшись, Антон явно различил звук мощного мотора и приказы, отдаваемые многократно усиленным голосом. Встревоженный капитан Роджер попытался встать и посмотреть в иллюминатор, но Антон остановил его и попросил Ольгу оценить обстановку.

— Большой военный корабль… — сообщила та спустя пару минут.

— Чей? — спросила Бритта.

— Откуда я знаю?

— Ну, могла бы флаг разглядеть…

— Ты как? — Антон повернулся к Ральфу.

— Ничего, более-менее.

— Можешь подержать этого на мушке?

— С удовольствием.

— При малейшем движении пристрели его.

Антон выбрался наверх, дополз до левого борта и, приподнявшись, увидел занятную картину.

Пираты с поднятыми вверх руками переходили на военное судно, оказавшееся сторожевым катером (местной береговой охраны, полиции или армии). Человек в форме занял место рулевого на флайбридже пиратской яхты. Еще один, в гражданском, в обычной для этих мест цветастой рубашке, стоящий рядом с ним, заметил Антона и помахал ему рукой. Антон ответил на приветствие.

«Похоже, Жерар отреагировал оперативно. А может быть, Игорек?» — подумал он.

— Мне надо поговорить с господином Ушаковым, — прокричал человек в рубашке.

— Это я, — ответил Антон.

— Погодите, мы пришвартуем яхту к вашей посудине…

Пока Антон наблюдал за маневрированием полицейского корабля, он обратил внимание, как от места происшествия на большой скорости уходит катер, помешавший пиратам убить их всех еще раньше…

«Откуда тут взялось сразу столько интересных людей?» — подумал он.

Поднявшись на борт, человек подошел к Антону и протянул ему руку.

— Здравствуйте. Меня зовут Лоран Гийо, я журналист телеканала TF1, работаю в Вест-Индии. А еще я друг Жерара. Он сообщил, что вы в большой беде, и вот я здесь с моими друзьями из местной морской полиции.

— Это замечательно! — воскликнул Антон. — Вы появились вовремя! Практически как в кино…

— Где остальные заложники?

— Внизу, в трюме.

— Я понял. Вам всем тоже надо будет перейти на наш корабль.

— Это здорово. Звать людей?

— Давайте.

Антон спустился в трюм. Ральф держал Роджера на мушке, хотя ему с каждой минутой становилось хуже. Ральф понимал: еще немного, и он просто потеряет сознание и упадет. Самое страшное — наступало безразличие ко всему. Просто хотелось сесть на пол (а лучше лечь) и не думать про Роджера. Вот бы сейчас бросить автомат, забыть про все, даже про Бритту и Антона… А особенно про передряги, которые знакомство с русским принесло ему и еще наверняка принесет.

— Ну что, братцы, — радостно произнес Антон, — наши приключения подходят к концу. Ральф, твой приятель Жерар прислал за нами полицейский катер.

Роджер вдруг расхохотался — громко, от души, да еще и эхо пустого трюма помогло превратить этот хохот в подобие звериного рева.

— Приятель Жерар, вы говорите? — не переставая смеяться, произнес он. — Приятель Жерар! Ваш приятель Жерар и нанял меня вместе с этим жмуриком. — Он кивнул в сторону безжизненного тела Кена.

— Вы, ротмистр, никак собрались учить вашего государя правилам чести?

Александр побагровел и, встав с кресла, подошел к Ушакову. Тот побледнел смертельно, но остался твердо стоять на месте и вновь каким-то чудом нашел в себе силы объясниться.

— Простите меня, Ваше Величество. Кто я такой, чтобы учить Вас? Но мне мало осталось жить, ведь измена в военное время карается смертью. Молю Бога только о том, чтобы в памяти Вашей, пускай и недолгой, я остался честным человеком. За что позорная тень на мой род? Письмо доставлено. Долг чести и дружбы исполнен. Умирать могу со спокойной совестью, а еще и счастливым, потому что перед смертью довелось говорить с самим царем. Прикажите меня отвести в крепость и расстрелять, ибо свою невиновность я доказать никак не могу, да и не стану больше этого делать. У государя немало больших дел, и в военное время преступно тратиться на судьбу простого солдата.

Без меня Россия, авось, проживет. Без Вас, Ваше Величество, России нет.

Неожиданно для арестованного, да и для себя самого, император улыбнулся. Не доводилось ему еще видеть в этих стенах такую прямоту речи, такую не выкорчеванную из души отвагу и столь трогательную и наивную чистоту помыслов.