и начало Ла-Манша. Они с Ллойдом и мистером Феликсом, представителем президента Абубакира, а также с Техником и четырьмя охранниками из «Лоран Групп» летели в Нормандию. Шестидесятивосьмилетний англичанин не знал причину этого решения.

– Дополнительный стимул, – туманно объяснил Ллойд около часа назад. – В том маловероятном случае, если ливийцы запорют свою работу в Швейцарии, и Корт выскажет, что он думает по поводу вас и вашей семьи, у меня есть еще одна приманка, которой я воспользуюсь, чтобы выудить его.

Прежде чем Фицрой успел задать уточняющий вопрос, Ллойд уже распоряжался о заправке «Сикорски» на вертолетной станции Баттерси для срочного вылета во Францию.

Сэр Дональд часто посещал континент, – иногда на самолете из Гатвика или Хитроу, иногда на скоростном поезде «Евростар» через тоннель под проливом, – но чаще предпочитал наземный и морской маршрут. Сначала поездом через Чатэм в Дувр, а оттуда на пароме до французского Кале, либо до Остенде или Зебрюгге в Бельгии. Это был старый путь, маршрут его молодости, и никакие быстрые самолеты или современные удобства в тоннеле под Северным морем не могли сравниться с ощущением гордости и любви, которое он чувствовал, когда возвращался в Англию на пароме и в отдаленной дымке над водой видел очертания величественных белых скал Дувра.

Есть ли более прекрасное зрелище в мире для англичанина?

А над утесами парили белые птицы, приветствовавшие путников над проливом точно так же, как семьдесят лет назад они приветствовали возвращавшиеся самолеты Королевских ВВС с пробитыми пулями тонкими корпусами, полные молодых парней, которые убивали, умирали и рисковали всем ради Ее Величества в воздушной войне с фашистами.

Теперь Дональд печально смотрел в иллюминатор, наблюдая, как красота Дувра исчезает позади в лунный предрассветный час, и понимал, что скорее всего больше не увидит этот пейзаж.

– Я только что получил известие от Ригеля. Ливийцы провалили задание, – Ллойд говорил через интерком, и его голос звучал искусственно в наушниках гарнитуры, из-под которых торчали пучки седых волос на голове сэра Дональда.

Фицрой обвел взглядом салон вертолета и обнаружил Ллойда на другой стороне, сидевшего спиной к нему. Он заметил, что безупречный костюм молодого американца сильно помялся за последние сутки, а галстук был распущен и свободно болтался на шее.

– Сколько убитых? – поинтересовался англичанин.

– Как ни удивительно, ни одного. Один боец ранен. Они утверждают, что Серый Человек – это призрак.

– Это сравнение не лишено смысла, – заметил Фицрой в микрофон.

– К сожалению, нет. Призраки уже мертвы, – Ллойд фыркнул. – Я направляю ливийцев в Байё для поддержки местной группы, если Джентри прорвется и через следующие группы. Но шансы на это ничтожны.

Фицрой покачал головой.

– Забудьте об этом. Я единственный, кто знал о тайном убежище в Швейцарии. Теперь он знает, что это я навел убийц на его след. Знает, что я с самого начала обманывал его, и едва ли будет склонен спасать мою семью.

Ллойд улыбнулся.

– Я подготовился к такому варианту.

– Вы свихнулись, что ли? Он не придет мне на помощь. Разве вы не можете этого понять?

– Это больше не входит в мои планы, – Ллойд отвернулся и начал совещаться с Техником.

Вертолет летел над проливом, и лунные отблески мелькали на воде, как цепочка рассыпанных алмазов. В семь утра «Сикорски» пролетел над Омаха-Бич – местом самой кровавой высадки союзных войск в Европе в «день Д». Около трехсот молодых американцев погибли в воде, на песчаном пляже и вокруг прибрежных скал. Но Ллойд не смотрел вниз. Он беседовал с Техником по интеркому; сэр Дональд слушал, но помалкивал. Ллойд властно раздавал приказы, организуя передвижения специалистов по внешнему наблюдению, словно фигуры на шахматной доске. Он приказал Технику направить все убойные группы, находившиеся к востоку от Гуарды, в западную часть Швейцарии: Цюрих, Люцерн, Берн и Базель. По мере уменьшения пути между исходным пунктом и целью Джентри, десяти остававшимся командам профессиональных убийц нужно было перераспределиться на меньшей площади.

– Давайте переведем венесуэльцев из Франкфурта в Цюрих. Пусть южноафриканцы отправятся в Берн на тот случай, если он вдруг повернет на юг. Кто у нас в Мюнхене? Значит, Джентри уже обошел стороной группу из Ботсваны. Давайте направим их в Париж для поддержки шриланкийцев, которые уже там. Казахи находятся в Лионе, верно? Лион слишком далеко на юге, но мы оставим их там, пока не получим новые разведданные. Пусть они держатся поближе к автостраде и будут готовы выдвинуться на север. Отправьте еще несколько специалистов по внешнему наблюдению в Цюрих; пусть они перепроверят список известных контактов Джентри. Кто еще есть в Париже? Мне безразлично, насколько он хорош в своем деле; одного человека недостаточно. Джентри часто посещал Париж, поэтому там мне нужны три группы плюс этот замечательный кореец. Он не выходил на связь? Не стоит беспокоиться, просто посылайте ему последние сведения. Раз он привык действовать в одиночку, то не будет названивать нам от скуки.

* * *

Клэр сидела на краешке кровати и беспокоилась. Была половина восьмого, и оставалось еще полчаса до того, как утро наберет полную силу.

Она поспала, но лишь потому, что мама заставила ее выпить какой-то ужасный зеленый сироп от кашля. Когда она проснулась, было еще темно. Спросонья она не поняла, где находится, но мало-помалу вспомнила ужасные события предыдущего дня, которые завершились короткой поездкой из семейной виллы в Байё в старинное шато с огромными воротами, длинной подъездной дорожкой и зеленой лужайкой. Она вспомнила здоровенных мужчин в кожаных куртках, говоривших на непонятном языке, и испуганные взгляды мамы и папы, раз за разом утверждавших, что все замечательно.

Клэр оглянулась, чтобы убедиться, что ее сестра спит рядом. Кэти была на месте; она тоже приняла столовую ложку сиропа от кашля.

Клэр посмотрела в окно. Единственной движущейся фигурой был громадный мужчина на гравийной автостоянке сбоку от замка. На шее у него висело большое ружье, и он курил одну сигарету за другой, вынимая их из кармана куртки.

Время от времени он с кем-то разговаривал по компактной рации. Клэр знала, что это за штука; она вспомнила об американце по имени Джим, который оставался вместе с ее семьей, когда она была маленькой. У Джима тоже была такая рация, и он показал ей и ее сестре, как нажимать на кнопку и разговаривать, словно по телефону, – а ее мама отвечала с другого конца сада на заднем дворе.

Эти люди вокруг были совсем не похожи на американца Джима. Хотя она мало что помнила о его пребывании у них дома, он всегда был вежливым и дружелюбным,