Марк Антоний всегда был приземленной натурой, в этом заключалась его слабость. Он руководствовался жизненным опытом. Достоинства его были в том, что он оставался добрым и смелым парнем, и даже в подпитии скорее веселился, нежели грустил. Можно предположить, что его воспитали сначала Фульвия, затем Клеопатра. Последняя тратила на него миллионы и растворяла в напитке жемчужины не только ради веселья. Во всем, что она делала, был тонкий расчет, и, разумеется, они не все время проводили в пирах и увеселениях, а иногда вели беседы на серьезные темы, например о будущей судьбе Египта, о будущем Рима, о форме правления, которая возникнет в Риме в результате гражданских войн, о борьбе сословий и их интересах. Клеопатра происходила из одной из самых знатных и успешных эллинистических династий, берущих свое начало от блестящего полководца Александра Великого. Птолемей Лаг прошел длинный и успешный путь. То, что Клеопатра рассказывала Антонию во время таких бесед, должно быть, стало откровением для этого умного, хотя и бесшабашного человека: она излагала ему основы политической науки, которая передавалась из поколения в поколение в этой семье со времен Александра. Это была высокая и требующая точности наука, которая в то время держалась в тайне от большинства людей; и египетская ее ветвь со множеством вариантов также учитывалась со времен старых фараонов. Антония, видимо, удивляли рассказы о божественных правителях, о природе этой божественности, о специальной службе примирения, существовавшей в те дни, о политических функциях этой службы и о других подобных вещах. Едва ли он удержался от того, чтобы не расспросить о странном обычае, идущем от фараонов и сохраненном Птолемеем Лагом, – о браках между братьями и сестрами; и все ответы довольно естественно подводили его к мысли, которую тайно подразумевала Клеопатра, – почему бы ему не стать царем Египта, божественным правителем, взяв у нее титул и используя несметные богатства древнего царства, которые позволят ему осуществлять военный контроль над Римом и всеми римскими владениями. Вот об этом и размышлял Марк Антоний, вернувшись из Египта. Он понимал, что небрежен, необязателен и не заботится о своем будущем. Его бросает из одной стороны в другую, а ему следовало бы сосредоточиться, разработать план действий. Когда он женился на Октавии, то еще не определился с предложением Клеопатры. В конце концов, он римлянин, и душа его оставалась римской. Поэтому у него был двойной интерес к поэме Вергилия. Казалось, будто Вергилий высказал мысли, принадлежавшие Клеопатре, однако более ясно, более твердо, как и подобает римлянину. Марк Антоний решился сделать эту идею своим принципом. Он, потомок Геркулеса, гордый своими божественными корнями, станет новым Александром, покорителем Азии и примирителем человечества в одном лице, как когда-то был Александр, и его сын будет царем золотого века, под чьей властью мир успокоится и будет счастлив вновь.

Это была блестящая мечта и небезосновательная. Правда, для этого следовало потрудиться: избавиться от Секста Помпея, покорить парфян, как ранее галлов. Но коль скоро с этим будет покончено, что мешает ему реализовать свою мечту?

Многое, следовательно, зависело от рождения ребенка Октавии и Антония. Возможно, и судьба Октавиана зависела от этого. Если ребенок окажется мальчиком (как все надеялись), Октавиан отойдет на второй план. Престиж Антония возрастет, и вероятность того, что его власть будет постоянной, станет практически неизбежной. Сам Октавиан ничего не мог противопоставить или предпринять против той замечательной идеи, которую высказал Вергилий. Эта эклога, впрочем, могла и его подвигнуть на осуществление подобной идеи.

Марк Антоний оставался в Италии зиму и весну 39 г. до н. э., набирая и обучая войска для предстоящей парфянской экспедиции, которая должна была восстановить империю Александра Великого.

Секст Помпей выразил свое понимание примирения, затянув узел туже: блокада Италии стала более угрожающей реальностью, чем когда-либо прежде. Захват Сардинии означал, что Рим теперь взят в морскую блокаду, которая препятствовала морской торговле с Испанией и Африкой. Цены постоянно росли, и общественное мнение во всем обвиняло триумвиров, которые проводили время в конкурентной борьбе и соперничестве. Призывали к миру с Секстом. Однако Октавиан очень не хотел заключать мир, который расколет западный римский мир пополам и поставит его в зависимое и незавидное положение. Его нежелание еще более укрепилось, когда он узнал о планах Антония создать объединенную огромную восточную монархию.

Марк Антоний сдержал свое обещание и уговаривал Октавиана пойти на соглашение с Секстом; но, не добившись этого, он теперь побуждал Октавиана, если тот не намерен заключить мира, готовиться к войне.

Трудность, как обычно, состояла в отсутствии средств. Казна пуста, и попытки собрать деньги за счет новых налогов привели к недовольству и беспорядкам. За суровой критикой комитета, его эгоизма, себялюбия и некомпетентности последовал мятеж. Октавиана, пытавшегося утихомирить толпу, собравшуюся на Форуме, забросали камнями, и он оказался в опасности. Видя, что он практически осажден на Форуме, Антоний пришел вызволять его с помощью войска. Подойти к Форуму по Священной дороге не удалось, поскольку ее перекрыли мятежники. Сначала они не стали забрасывать его камнями, потому что знали о его желании заключить мир с Секстом Помпеем. Когда он отказался уйти, его также стали забрасывать камнями. Антоний, как обычно скорый в решениях, поспешил назад и призвал на помощь войска, располагавшиеся за пределами города. С их помощью он расчистил путь вниз по Священной дороге, потеснил толпу и прогнал ее в боковые улицы. Многие мятежники были убиты. К Октавиану вовремя подоспела помощь, и он укрылся в доме Антония.

Эти страсти, недоброжелательство и насилие, спровоцировавшие эти события, тела убитых, брошенные в реку, подавленное и мрачное состояние общественного мнения – все это вместе поколебало решение Октавиана, который чисто по-человечески не любил игнорировать общее мнение. Антоний убедил семью Луция Скрибония Либона пригласить Секста в Рим и поговорить со своим зятем. Он обещал, что сам будет отвечать за его безопасность. Это был ловкий ход против Октавиана, у которого никогда и в мыслях не было, что женитьба на Скрибонии заставит его столкнуться с ситуацией, которая ему так не нравилась. Он не хотел делать вид, что не замечает независимую власть Секста Помпея на Сицилии, но Антоний подталкивал его к этому. Скрибония и ее родственники, не зная об этом закулисном противостоянии, не видели причин, почему бы не пойти навстречу предложению Антония, тем более что это, казалось, было в интересах Октавиана. Они поспешили повиноваться, Секст не возражал, и Либоний выехал на остров Искью у берегов Неаполя. Давление общественного мнения было слишком сильным, чтобы Октавиан мог отказаться от встречи. Нехотя он уступил. Либоний предложил встречу лидеров. Октавиан и Антоний отправились в Байи, где их встречал Секст. Он прибыл туда в сопровождении эскадры лучших кораблей, сам он был на огромном шестипалубном флагмане.