Так что мы завтракали или обедали с удовольствием, а Волк от этого удовольствия аж зажмуривался и работал не только челюстями, но и лапами, боролся с подлещиком по-взрослому, и все было хорошо до тех пор, пока я не посмотрел вправо.

Зачем-то. Хотя понятно зачем — почувствовал я. Вонь. Ветерок дунул, и я почувствовал, прямо в нос пролезла. И я посмотрел.

Слева, вниз по течению, был пляж. А на пляже дикие. Много. Целое стадо. Сбились в кучу. Сидели. Что-то там делали, непонятно что, блох выкусывали…

Опять дикие. Дикие со всей планеты сбежались в наши леса, чтобы досаждать мне, пить мою кровь, ну и все остальное. Я даже особого раздражения не почувствовал. Привык я к ним, что ли, устал я от них, что ли…

Большое стадо, голов пятьдесят, наверное. Ветерок был с их стороны. Значит, они не могут меня учуять. Но все равно лучше уйти. Бегать по лесу мне совсем не хотелось, в последнее время я и так много бегал. Даже слишком много. Больше не побегу, хватит. К тому же дикие меня не видели, им не до меня было, что-то они там волновались, подпрыгивали, взрыкивали, короче, обычное дичарское стадо. Поганцы. Непонятно только, что они делают на берегу, обычно дикие с водой не дружат… Боятся воды, мыться не любят, поэтому так и воняют. И плавать, конечно же, тоже не умеют…

Интересно, что их могло на берег загнать? Может, все-таки пожар лесной? Дыма вроде бы не видно….

Волк расправился с рыбешкой и вопросительно пискнул. Тоже почуял вонючек.

— Это дикие, — пояснил я. — Они воняют. Они тут у нас везде, к сожалению… И количество их только увеличивается. Кормовая база позволяет, знаешь ли. В некоторых реках водятся такие здоровенные рыбины, они этих диких жрут вроде как… Только в этой реке их, наверное, нет…

На пляже что-то началось. Кусты по берегу зашевелились, и на песок вылетело еще несколько дичар. Причем именно вылетело, точно кто-то их вышвыривал за шкирку. Дикие пробороздили песок мордами и так и остались лежать в бездвиженности.

Что у них там? Может, война между дикими началась? Желуди не поделили, лосиный помет. Война диких — это, наверное, дикое зрелище! Вонь на сто километров!

Из кустов вывалилось еще несколько. И все, кто был на пляже, заверещали опять, как лисы, задергались, завыли, закудахтали.

А потом на песок вышло что-то.

Сначала не понял. Мне показалось, что это яблоня. Черная, засохшая, та самая, которую я рубил, когда рыжего на столбе поджаривать собирался. Яблоня шагала. Корявая, высокая, она шагала.

И в руке… или в конечности она держала дикого. Она проволокла его по песку, легко, ну, примерно, как я этого нового Волка таскаю, швырнула к остальным. И из кустов тут же выдвинулось еще несколько этих яблонь. Я медленно, не делая резких движений, взял корзинку с Волком зубами и осторожно, на одних руках, стал оттягиваться назад, в жухлую траву. Потому что тут уж я совсем понял, что происходит что-то нехорошее. Меня эти шагающие яблони напугали, никогда ничего подобного не видел.

Вообще-то, я неплохо знаю весь наш тутошний мир. Самый зверь опасный — это лигр, самый зверь негодный — это дикий, самый зверь вонючий — это тоже дикий. А таких не было, ходячих вот…

Интересно, кто это? Мутанты, что ли? Или лешие? Но мутантов я вообще не встречал, и Хромой мне не рассказывал, и Хромому не рассказывали. Откуда они взялись тут…

Я лежал в прелой, пахнущей прошлым летом траве. Надо было отсюда быстренько убираться, существа дружелюбностью явно не отличались, с дикими они не очень церемонились…

Волк тявкнул.

— Тихо, — сказал я. — Тихо, Волк.

Я щелкнул Волка по носу, он попытался цапнуть меня за палец. Шустрецкий.

— Давай помолчим, — попросил я. — Хорошо?

Но, нажевавшийся сушеной рыбы, Волк явно не хотел молчать, он хотел бегать, прыгать и вообще радоваться. Со стороны пляжа послышался вопль. Дикий кричал. Ногу ему, наверное, отдавили. Я взял тряпочку и стянул Волку лапки, а потом перемотал еще пасть, чтобы звуков лишних не получалось. После чего спрятал корзинку с Волком в рюкзак. Еще немного полежал, а потом пополз по берегу, между кочками, между старым шиповником, стараясь выбраться напротив пляжа. Зачем-то. Я не знал точно, зачем, себе я сказал, что мне очень хочется поглядеть на них поближе.

На этих. С познавательскими целями.

— Поглядим, Волк, — шептал я, — поглядим, зачем они вонючек наловили. Кому может прийти в голову идея ловить диких? Что с ними делать будешь? Солить их, что ли…

Скоро я наткнулся на небольшой овражек, тянувшийся вдоль берега, и стало легче, овраг прикрывал меня, и я продвигался почти в рост. Видимо, раньше тут проходило старое русло реки, река ушла, русло затянулось, заросло кустами и теперь уже довольно высокими березами. Я не торопился, крался медленно, определялся по крикам. Они орали все громче и чаще, что-то там с ними делали, наверное, эти ходячие яблони лупили их по грязным мордам. Так и надо, этим вонючим, так и надо, блохастым…

Меня радовало это избиение дичар, я был целиком за это избиение, но при всем при этом что-то мне в этом избиении и не нравилось. Что-то злило меня. Я даже остановился на две минуты и попытался понять, что.

И понял. Мне совсем не нравилось то, что делали эти уроды. Эти уроды влезли в мой огород! Диких должен был я истреблять! Я! Или люди с Меркурия! Но не эти. Вот что мне не нравилось! Они влезли ко мне. К нам. Эти нелюди появились неизвестно откуда и теперь тут хозяйничали и безобразничали!

А хозяин тут я.

Со стороны пляжа послышался звук. Рев, рокот, будто сразу десяток оленей затрубили горлом. Звук был странный, я не слышал никогда чего-то даже хоть вполовину знакомого, он был похож на далекую грозу, когда гром слышится непрерывно много часов подряд.

Я вдруг придумал, что из воды на берег выползло древнее придонное чудище — здоровенная рогатая жаба. Толстая, пупырчатая, с маленькими красными глазками, с короткими кривыми передними лапками и могучими мясистыми задними. А эти яблочники — служители чудища, тоже подводные жители, они наловили диких и теперь собираются их своей доисторической жабе скармливать. В качестве жертвы. Потому что это не жаба подводная совсем, а бог ихний. Такой мерзкий демон, они его кормят дикими, а он им приносит удачу в подводной охоте на сомов, сомы идут жирные и с крупной икрой.

Я полз к берегу, продолжая представлять жуткую, но величественную картину. На пляже лежит гигантская пупырчатая жаба. Пасть ее растопырена в три моих роста, напротив нее на песке стоят сбившиеся в кучку дикие. А вокруг диких эти долговязые уроды. Чудовищная жаба ревет, а уроды подталкивают вонючек к пасти. А из пасти выскакивают такие длинные черные языки, языки хватают диких и тащат их внутрь этого эквадора. Дикие визжат, пытаются хвататься за песок, языки тянут их, и после на песке остаются такие глубокие борозды…

А потом жаба их глотает. Не жует, а сразу глотает. А эти подводные ходячие коряги так удовлетворенно ухают. Как осьминоги. Во многих книжках, которые я читал, всегда фигурирует осьминожье уханье. Хотя в других книжках пишется, что под водой никаких звуков нет, так что осьминоги при всем их желании ухать не могут совершенно, хорошо если булькают только…