Что-то невнятное и утвердительное. Потерпи, Июль. Сейчас станет лучше. Честное майское.

Поцелуй ровно в границу волос и шеи. Там особенно горько и сладко. Пять минут, Июль.

Уложилась.

На поверхность стола поставлена чайная чашка, блюдце. На блюдце – конфета. Как назло, с дефективным, неровно обрезанным фантиком. Не хватило фольги, наверное.

– Держи. Последняя. В ней больше всего счастья. И от нее гарантированно перестанет болеть голова.

Самое прекрасное – когда у него улыбаются глаза. Точно.

– Последняя? Совсем-совсем?

Уже снова раскрашен красками. Теплый июльский взгляд, которому нельзя не улыбнуться в ответ.

– Самая последняя. И самая вкусная. Ешь.

Живые краски. Живые глаза. Живая улыбка. Живой Июль.

– Договорились. Разогреешь ужин?

Сама не поняла к чему, но козырнула молодцевато.

– Через пять минут жду на кухне.

Пока колдовала с ужином, перед мысленным взором стояли его улыбающиеся глаза. И конфета с оборванным краем фантика.

Эта самая конфета обнаружилась наутро на соседней подушке вместе с запиской. Четким почерком с резкими выбросами вверх и вниз.

«В ней больше всего счастья».

____________________

(1)- данное мероприятие является вымыслом авторов

(2)- музыкант, умеющий играть на нескольких различных инструментах

Май определилась с репертуаром. На концерте она будет исполнять Сен-Санса. Интродукция и рондо-каприччиозо.

Маленькая скрипачка жила предстоящим событием. Она была счастлива от того, что при утверждении музыкального произведения преподаватель прислушался к ее мнению.

А в выходные Илья отвез Май в музыкальный магазин, где они провели без малого час. Сначала искали это каприччиозо в исполнении разных музыкантов, а потом Майя просто гуляла вдоль рядов с дисками, что-то брала в руки, читала, что-то сразу возвращала на место, а что-то просила консультанта включить. И тогда подходила к стене, в которую были вмонтированы проигрыватели, надевала наушники и слушала, закрыв глаза. А пару раз даже надевала наушники на Илью:

– Послушай, как волшебно! Ну, волшебно же?

И в глазах – ожидание. Слышишь? Понимаешь? Ты не можешь не понять!

Это был ее мир. Мир звуков, музыки. И Майя делилась своим миром с ним.

Они приобрели три диска с каприччиозо Сен-Санса. Яша Хейфец, Давид Ойстрах и тот крашеный блондин, который чуть не поселился на двери спальни. Еще Илья купил хорошие стереонаушники, а потом повез ее в свою любимую кофейню.

Там всегда подавали отличный кофе.

Май заказала латте, мороженое, а Илья ограничился двойным эспрессо. К латте на маленькой тарелке принесли сухофрукты в шоколаде и крошечные миндальные бисквиты.

Май была воодушевлена, она говорила о том, что у каждого из великих исполнителей свой стиль, они все разные, но абсолютно уникальные, и, конечно, ей не дотянуться, но очень хочется найти свое в каприччиозо и рассказать именно свою историю. В какой-то момент Илья потерял нить разговора. Он просто медленно пил кофе и смотрел на девочку перед ним, на ее блестящие глаза, чуть покрасневшие от возбуждения щеки, руки, которыми она жестикулировала, стараясь донести до него мысль. Он вспомнил Майю в магазине, буквально завороженную количеством окружавших дисков, альбомов, записей.

Как легко было устроить ей праздник, какой благодарностью светился ее взгляд в ответ. И Илье было достаточно просто сидеть вот так и смотреть на свою Маленькую Май. Словно пить прозрачную воду из родника.

– Ты меня совсем не слушаешь!

Майя размешивала соломинкой латте в высоком стеклянном стакане.

– Ну что ты, очень внимательно слушаю.

– Но ты не ответил!

Это было уже обвинение, а вопроса Илья и правда не слышал, поэтому пришлось выкручиваться:

– Я хочу сначала узнать твое мнение.

– Я думаю, что тебе надо пить меньше крепкого кофе.

Совсем как мама недавно. Ну, надо же! Илья еле сдержал улыбку:

– Это почему же?

– Потому что вредно, – Май потянулась к бисквиту и стала жевать его с задумчивым видом. – Потому что кофе вызывает привыкание, и когда ты будешь старым, то станешь совсем невыносим. Врачи запретят употреблять твой двойной эспрессо, и ты свое недовольство начнешь срывать на окружающих.

– Вот как? И какой же я буду в старости?

Май облизнула ложку с мороженым и задумчиво посмотрела на Илью:

– Ну… у тебя будут белоснежные виски, очки и красивая деревянная трость с серебряным набалдашником как в кино.

– А какой станешь ты?

– А я стану великолепной тираншей, и каждый день буду выводить тебя на прогулки. Надо только найти длинную липовую аллею. Представь: аллея, ежедневный моцион, твое ужасающее ворчание, трость и мое несгибаемое тиранство.

– А как же скрипка?

– Одно другому не мешает, – авторитетно заявила Майя и отправила в рот конфету.

Позже, дома, они прослушали все три варианта каприччиозо, и Май расспрашивала подробно, какое исполнение Илье понравилось больше, и почему, и как мог бы охарактеризовать каждое. Она не могла усидеть на месте, и, пока он рассказывал свои впечатления, ходила, резко останавливалась, прерывала возгласами:

– Да! А вот смотри, вот в этом моменте…

И ставила музыку сначала. И он был вынужден признать, что Сен-Санс ей очень идет. Своей яркостью, легкостью, порывистостью. Он потрясающе сочетался с юностью Май. И Илья снова ею любовался.

А поздно вечером позвонила Алиса:

– Привет, Илья! Никогда бы не подумала, что ты любитель маленьких девочек. Вот сюрприз так сюрприз.

Он не стал спрашивать, где она его видела, вместо этого задал встречный вопрос:

– Привет, а ты на собеседовании?

Дальним фоном слышалась клубная музыка.

– Какой догадливый. Но тут неинтересно. Гораздо интереснее наше с тобой собеседование. Продолжим? Я, между прочим, отличная ширма для твоих увлечений юными телами. А среди них несовершеннолетние имеются?

– Алиса, ты перегнула палку, – холодно произнес Илья.

– Прости… – сказала она тихо и серьезно после ощутимой паузы. – Это все женская зависть. На устрицы, я так понимаю, напрашиваться бессмысленно? Занят, да? Что делаешь?

– Слушаю Сен-Санса.

***

Визитным понедельникам шел уже третий месяц. Севкин педагог, который вел его с самого начала обучения, уже в достаточной степени владел левой рукой, вполне уверенно ходил и планировал со следующего семестра вернуться к работе – не мог же он на последнем, выпускном курсе оставить своего любимого и самого талантливого ученика без надзора. Но традиция заходить по дороге в кондитерскую и потом пить чай у Александра Давыдовича прижилась, и обоим студентам – и скрипке, и контрабасу – даже в голову не приходило, что пора эти визиты прекращать. Как можно прекратить, если их ждут?