– Как тогда, – тихо сказала она. – Ты помнишь, какой сегодня день, Июль?

– Двадцать пятое ноября, вторник, – ответил без раздумий.

– Точно. А пять лет назад это была среда.

Потом она потянула его за собой.

– Пойдем, холодно. Вивальди на улице я больше не играю.

Илья пошел за женой.

Пять лет назад была среда.

Вивальди на улице я больше не играю…

Так это что же… день их встречи? Она помнит?!

– И все же куда ты потратила те пять тысяч? – Илья открыл дверь подъезда.

– Думаю, спустя пять лет можно признаться. Я их инвестировала в твоего друга Контрабаса.

Он молчал. И думал о том, как сильно изменилась его жизнь за прошедшие пять лет. Пять очень счастливых лет.

Уже в лифте, целуя Май в холодный нос, Илья произнес:

– Неплохое вложение.

***

Вспомни Контрабаса – и вот он, пожалуйста. Впрочем, Сева не мог пропустить премьеру. Всегда поздравлял. Раньше, бывало, и в театр заходил на премьеры. Но теперь – лишь звонок из Вены.

Майя прошла за Ильей на кухню, продолжая телефонный разговор. И там наблюдала, как он достает шампанское и бокалы, открывает с мягким хлопком бутылку. И, разливая напиток по фужерам, произносит:

– Передавай привет господину Контрабасу.

Майя послушно и с улыбкой ретранслировала привет собеседнику.

– Илье Юльевичу мое почтение, – ответствовал Всеволод. «Горгоныч» и «мсье Медуз» канули в лету, как только Майя сообщила о своем грядущем замужестве. С тех пор – только Илья Юльевич, не иначе. Впрочем, и «господин Контрабас» Июля теперь звучало иначе. Не только с иронией, но и толикой уважения. – Ладно, МайМихална, откланиваюсь. Празднуйте спокойно. Заслужили.

Майя попрощалась с другом и отложила телефон. Невеселый голос у Севки, и уезжал он в Вену совсем не в том настроении, в каком должны быть люди, приглашенные в Венский филармонический. Но ответа Майя пока так и не добилась. Впрочем, она еще и не старалась толком. Но обязательно постарается в самое ближайшее время. Только не сейчас. Сегодня… сегодня совершенно особенный день. И Майя приняла протянутый бокал.

– С премьерой, Май. С очередной великолепной премьерой.

Нельзя сказать, что он был особенно щедр на комплименты. Или, наоборот, скуп. Но Майя точно знала, что все его слова – искренни. Поэтому – согрели.

– Спасибо, – кивнула и пригубила холодного шампанского.

Он отпил существенно больше. А потом они молчали и смотрели друг на друга, забыв о напитке. Майе было, что сказать, но она почему-то не спешила нарушить тишину. Может быть, потому что не могла расшифровать выражение его лица. И спустя какое-то время вдруг поняла, что он решается. Решается сообщить что-то важное. Очень важное.

– Что? – собственный голос прозвучал тихо. Но в безмолвии вечерней квартиры – отчетливо. Так же отчетливо прозвучал звук соприкосновения фужера с поверхностью стола. Июльские ладони идеально облекли ее лицо.

– Май, я хочу ребенка.

Она ждала этих слов. Майя поняла это, как только Илья их произнес. Ждала. Знала, что ждал и он. Давал ей время. А теперь оно пришло. И пора сказать ему об этом.

– Когда?

Июль моргнул, кажется, растерянно. Кажется, не ждал такого короткого делового вопроса. А Майя молчала и смотрела на своего мужа.

Прочитаешь по глазам, любимый?

– Ну… это ведь не компьютерная программа, правда? – наконец ответил Илья. В голосе слышалась так несвойственная ему неуверенность. – Нельзя сказать точную дату. Давай, для начала… ты перестанешь принимать противозачаточные таблетки.

Время пришло. Время сделать тайное майское знание – явным майско-июльским. Майя повернула голову и прижалась губами к его ладони. И туда же прошептала.

– А я уже. – Выдохнула. Вздохнула глубоко. – Исполнила оба твоих пожелания.

Он сначала не понял – это было видно по глазам. Потом… потом пришло понимание. Потом – осознание. А потом…

Все его лицо, состоящее из ровных линий – прямой нос, узкие губы, четко очерченный подборок, внимательные цепкие глаза – вдруг разом потеряло всю свою твердость. И разом стало каким-то по-детски мягким, открытым. И на этом лице – неприкрытая беззащитность потрясенного взгляда. Никогда она не видела у него такого взгляда. Но и о том, что Июль станет отцом, Майя ему тоже до этого не говорила.

Севшим голосом, почти беззвучным шепотом:

– Когда?

– Ну… это ведь не компьютерная программа, правда? – у нее было время осознать эту новость. И теперь Майя могла даже чуть-чуть улыбнуться. – Нельзя сказать точную дату. – А потом прижалась щекой к его груди. Шестнадцатая, восьмая, шестнадцатая. – Но между нами только июнь, любимый.

Он обнял ее крепко-крепко. И прошептал куда-то в волосы:

– Июньский ребенок?

Майя кивнула.

За окном у какой-то машины сработала сигнализация. Она протяжно и громко издавала монотонные звуки.

Илья стоял, осмысливая то, что держит сейчас в своих руках две жизни. Две! Он не мог говорить. Что-то внутри мешало дышать. Что-то, что, отнимая дыхание, одновременно возносило его над землей, над этой квартирой, над городом, над всей вселенной. Ему хотелось жить. Очень хотелось жить, держа в своих руках эти жизни. День за днем. Год за годом. Рядом. Вместе.

Прошло немало времени, прежде чем он смог сказать:

– Девочка моя, моя Май… Спасибо.