— Сессун, — ответил парикмахер. — Разумеется, можно. Это прическа идет абсолютно всем. Правда, ее нет в нашем прейскуранте… Но для вас… Придется посидеть часа полтора. Прошу вас, не скучайте. Рассказывайте…

— О чем же рассказывать? Вы ведь и так все знаете.

— Далеко не все. Расскажите, например, о… наклоните головку вперед… о вашей школе… о ваших учениках… пожалуйста, не шевелитесь — у меня в руках ножницы… о ваших коллегах…

— Что же школа… — вздохнула Елена Сергеевна. — С каждым годом становится все труднее. И нам и ученикам. Мне кажется, что в наше время было гораздо легче учиться.

— В наше время мы имели время для «чижика», я уж не говорю о «казаках-разбойниках», — сказал Август Янович. — Теперешняя школа — тихий ужас. У нас уже не дети, у нас сплошные академики.

— Это с одной стороны. А с другой, ни у одного учителя нет полной успеваемости.

— Даже у Алексея Палыча? — невинно спросил парикмахер.

— У Алексея Палыча? — повторила Елена Сергеевна. — Не знаю, я давно его не видела.

— И я тоже. Уж не заболел ли он?

— Не думаю. Не слышала… Впрочем, я ошиблась, я на днях видела его в магазине.

— Интересно, что можно купить в Кулеминске в магазине? — иронически спросил парикмахер. — Надеюсь, не красную икру?

— Нет, я видела его в промтоварном. На Старом Разъезде.

— Представляю, что можно купить на Старом Разъезде! — продолжал актерствовать Август Янович. — Надеюсь, не дубленку? Тогда, извините, я вас бросаю и бегу на Старый Разъезд.

— Не угадали, — улыбнулась Елена Сергеевна. — Но — близко. Он купил прекрасный джинсовый костюм.

— Прекрасный джинсовый костюм, — забормотал как бы про себя Август Янович. — На Старом Разъезде… Представляю — шестидесятый размер, пятый рост. Прошу вас, не говорите мне ничего. Знаю я Старый Разъезд. Работал я два года на Старом Разъезде.

— Что-то у вас сегодня настроение скептическое, Август Янович. Очень миленький мальчиковый костюм. Сорок второй размер. Я купила себе точно такой же для младшего.

— Будет скептическое, — продолжал бормотать Август Янович. — Люди покупают джинсовые костюмы, людям везет. Один покупает для младшего сына, другой для… — И Август Янович застыл с поднятыми ножницами, ожидая подсказки.

— Я не знаю, для кого он купил, — сказала Елена Сергеевна. — Как будто в семье у них нет подростков. Может быть, он купил в запас…

— Теперь модно покупать в запас, — весело сказал парикмахер. — Некоторые покупают в запас даже прически. Я имею в виду парики. Впрочем, это неважно. Посмотрите в зеркало, Елена Сергеевна. Посмотрите, что получается!

Клиентка и парикмахер беседовали еще больше получаса, но этот разговор не имеет уже значения. Джинсовый костюм оказался важнейшей уликой, попавшей в копилку Августа Яновича. В кружочке «п. в п.?» вопрос был зачеркнут: в существовании таинственного подростка не было теперь никаких сомнений.

Но неугомонный старик на этом не успокоился…

Закончив смену, Август Янович направился в обход магазинов. Он понимал, что Алексей Палыч не может ездить за каждой покупкой на Старый Разъезд. Где-то должна была выскочить еще ниточка.

В хозяйственном магазине у прилавка стоял народ, и поэтому следовало вести себя осторожнее. Август Янович долго вертел в руках топорище. Наконец у прилавка стало посвободнее.

— Хорошие у вас топорища, березовые, — сказал он продавцу вполголоса.

— У нас все хорошее.

— Мне посоветовали купить именно у вас. И знаете кто? Алексей Палыч Мухин, учитель, — с дьявольской хитростью сказал парикмахер.

— Ну, — безразлично сказал продавец, — берете?

— Вот только я забыл, когда это было. Алексей Палыч к вам заходил, кажется…

— Мы у покупателей документов не спрашиваем. Берете?

Продавец был явно не кулеминец. Август Янович заплатил сорок копеек, вышел из магазина и бросил топорище в канаву.

Продуктовый ларек, молочный и мясной магазины новых открытий не принесли. Но в магазине промтоваров неожиданно повезло.

Август Янович уже перестал надеяться и потому спросил грубо и прямо:

— Алексей Палыч у вас был?

Продавщица стриглась у Августа Яновича и потому ответила прямо, но не грубо:

— Сегодня — нет. Но на днях заходил.

— Да, да… — «вспомнил» парикмахер. — Он искал ботинки для мальчика.

— Насчет ботинок не знаю, а кеды он купил.

— Это он для себя, — небрежно сказал Август Янович. — У нас с ним нога одинаковая — сорок первый.

— Тридцать седьмой, — уточнила продавщица. — Сорок первого у нас с Нового года не было.

Август Янович вышел из магазина вприпрыжку. Все сходилось в одну точку, как на глобусе.

Напротив магазина находилась сберкасса. Август Янович не собирался в нее заходить. Но тут он подумал, что джинсовый костюм, кеды и кое-что, конечно, еще — это деньги. И деньги немалые, их с получки не утаишь. Со сберкнижки тоже не очень-то возьмешь: жена узнает. Но, возможно, Алексей Палыч был в безвыходном положении?

— Шурочка, — произнес парикмахер, любезно пошевеливая усиками, — не снимал ли Алексей Палыч энную сумму со своей книжки, чтобы одолжить ее мне? Он обещал, но что-то не приходит. А я не решаюсь ему напоминать. Если не снимал, то я займу в другом месте.

— Август Янович, у нас тайна вклада охраняется законом, — кокетливо сказала Шурочка. — Вы задаете невозможный вопрос.

Кассирша оказалась в положении довольно сложном: с одной стороны, она когда-то училась у Алексея Палыча, с другой — носила сессун от Августа Яновича.

— Я вас понимаю, — вздохнул парикмахер. — Я вас тем более понимаю, что мне тоже иногда приходится нарушать инструкции. Например, делать прически, которых нет в прейскуранте…

Шурочка тоже вздохнула. Намек был достаточно ясен. Август Янович не осмелился настаивать, но вздохнул еще раз. И опять Шурочка ответила ему сочувственным вздохом. Когда же стеклянная перегородка слегка затуманилась от взаимных вздохов, Шурочка решилась:

— Я вам скажу, брал или не брал, но не скажу сколько, — Шурочка достала из кармана счет Алексея Палыча и засмеялась. — Я даже скажу сколько. За последние полтора года счет Алексея Палыча не менялся. На нем один рубль двадцать две копейки.

— Благодарю вас, Шурочка. Очевидно, деньги у него дома. Я буду ждать. Вас я всегда рад видеть в своем кресле.