— Только не отключайся,— тихо и как можно спокойнее прошу я, на случай если Джулиан в сознании и слышит меня.— Мне надо снять с тебя рубашку. Постарайся лежать тихо. Я тебя перевяжу. Надо остановить кровь.

Я расстегиваю рубашку Джулиана. Ну, хоть на груди ран нет, если не считать синяков, значит, вся кровь на одежде от ран на лице. Стервятники «хорошо» обработали Джулиана, но они, судя по всему, не собирались его покалечить или убить. Джулиан стонет, когда я вынимаю его руки из рукавов рубашки, но у меня все-таки получается ее снять. Потом я прикладываю более или менее чистый кусок ткани к его лбу, и он снова стонет.

— Тихо-тихо,— говорю я.

Сердце громко колотится у меня в груди, я чувствую жар, который исходит от тела Джулиана.

— С тобой все в порядке. Просто дыши, слышишь? Все будет хорошо.

Мы с Джулианом старались экономить воду, и на дне кружки со вчерашнего дня немного осталось. Я смачиваю рубашку Джулиана в этих каплях и промокаю ему лицо. А потом я вспоминаю, что у меня в заднем кармане джинсов все еще лежит упаковка с антисептическими салфетками, которые раздавали на митинге, и впервые испытываю благодарность к одержимым чистотой активистам АБД. Я вскрываю упаковку и морщусь от запаха спирта.

Понятно, что Джулиану будет больно, но другого способа избавиться от инфекции нет.

— Сейчас будет немного жечь,— говорю я и прикладываю салфетку к рассеченной брови Джулиана.

Джулиан рычит, как зверь, открывает глаза (насколько это вообще возможно) и пытается сесть. Мне приходится силой удерживать его на спине.

— Больно,— бормочет Джулиан.

Ну, хоть очнулся и готов сопротивляться. Сердце подпрыгивает у меня в груди, и я понимаю, что до этого момента почти не дышала.

— Не ной, ты уже не маленький,— Я протираю его лицо салфеткой, а он дергается и скрипит зубами.

После того как почти вся кровь стерта, у меня появляется возможность оценить состояние Джулиана. Рана на губе снова открылась, наверное, его долго били по лицу кулаком или каким-нибудь тупым предметом. Самое серьезное — рана на лбу, из нее все еще течет кровь. Но в общем все могло быть хуже. Джулиан жив.

— Вот, попей,— говорю я и подношу кружку к его губам.

В кружке воды еще на полдюйма. Джулиан допивает воду и снова закрывает глаза. Теперь его дыхание выровнялось, и он больше не дергается. Я начинаю разрывать рубашку Джулиана на длинные полосы и одновременно отгоняю от себя воспоминания, ведь я научилась этому у Алекса. Тогда, в другой жизни, он спас меня, перевязал рану на ноге и помог бежать от регуляторов.

Я старательно прячу эти воспоминания как молено глубже.

— Приподними немного голову,— прошу я.

Джулиан, на этот раз беззвучно, подчиняется, и я могу перевязать ему голову так, что повязка из разорванной рубашки плотно закрывает рану на лбу. Потом я снова опускаю голову Джулиана на колени и спрашиваю:

— Ты можешь говорить? Можешь сказать, что там произошло?

Правая сторона рта Джулиана распухла, и голос его звучит, как будто он говорит в подушку.

— Хотели узнать...— начинает он, потом делает глубокий вдох и продолжает: — Вопросы задавали...

— Какие вопросы?

— О нашей квартире. На Чарльз-стрит. Код на дверях. Охрана. Сколько, когда меняются.

Я молчу. Я совсем не уверена в том, что Джулиан понимает, что все это означает и насколько это плохо. Стервятники в бешенстве. Они планируют атаковать его дом и хотят использовать его для того, чтобы попасть внутрь. Может, они хотят убить Томаса Файнмэна, а может, просто хотят пойти на банальное ограбление. Добыча — драгоценности и электроаппаратура, которую можно продать на черном рынке, деньги и, конечно, оружие. Стервятникам всегда мало оружия.

Вывод из всего этого один — план стервятников получить выкуп за Джулиана провалился. Томас Файнмэн не клюнул.

— Я им ничего не сказал,— бормочет Джулиан,— Они сказали... еще несколько дней... еще несколько допросов... и я заговорю.

Больше сомнений у меня нет. Мы должны бежать, и как можно скорее. Как только Джулиан заговорит, а он в конце концов заговорит, стервятники избавятся от нас как от бесполезного хлама. Я не слышала, чтобы они кого- то ловили, а потом отпускали.

— Хорошо, послушай меня,— говорю я ровным голосом, чтобы Джулиан не догадался, насколько это серьезно.— Мы отсюда сбежим. Понимаешь меня?

Джулиан трясет головой, чтобы я поняла, что он в это не верит, и спрашивает каркающим голосом:

— Как?

— У меня есть план.

Это неправда, но план у меня будет. Я обязательно его придумаю. Я должна. Рейвэн и Тэк рассчитывают на меня. Они оставили мне послание, оставили мне нож, и теперь меня снова согревает их тепло. Я больше не одна.

— Оружие... — Джулиан тяжело сглатывает и пробует снова: — Они вооружены.

— Мы тоже.

Мой мозг уже принялся за работу. Шаги в коридоре. Один человек. Один тюремщик — значит, несут еду. Это хорошо. Если мы как-нибудь сможем вынудить его открыть дверь... Я так увлеклась и даже не замечаю, что говорю вслух.

— Послушай, я уже бывала в сложных ситуациях. Ты должен мне доверять. Один раз в Массачусетсе...

— Когда...— перебивает меня Джулиан,— Когда ты была в Массачусетсе?

И тут я понимаю, что облажалась. Лина Джонс никогда не была в Массачусетсе, и Джулиан об этом знает. Я еще сомневаюсь: врать дальше или нет... А Джулиан уже приподнимается на локте и поворачивается, чтобы посмотреть мне в лицо. Все это время он морщится от боли.

— Осторожнее,— говорю я,— не дергайся.

— Когда ты была в Массачусетсе? — снова спрашивает Джулиан и каждое слово при этом произносит раздельно, чтобы все было понятно.

Может, это из-за того, что он сейчас выглядит как запуганный зверек — на лбу окровавленная повязка из обрывков рубашки, глаз практически заплыл. Или потому, что теперь я уверена, что стервятники нас убьют. Убьют, если не завтра, то послезавтра...

Или я просто проголодалась, устала, и мне надоело притворяться.

В общем, я решаю сказать ему правду.

— Послушай, я не та, за кого ты меня принимаешь.

Джулиан замирает, он лежит очень тихо и снова напоминает мне зверька... Как-то, после оттепели, мы с Брэмом нашли барахтающегося в яме с грязью маленького енота. Брэм хотел ему помочь, но, когда он подошел к яме, енот повел себя точно так же, как сейчас Джулиан,— он напрягся и замер, и в этом было больше энергии, чем в любой попытке оказать сопротивление.

— Все, что я тебе наговорила... О том, что росла в Куинсе и прочее... все это — неправда.

Когда-то я была на месте Джулиана. Тогда я стояла возле буйков, прилив срывал меня с места, и Алекс говорил почти те же слова: «Я не тот, за кого ты меня принимаешь».