Рыся так и предлагала:

— Представьте, что вы долго лежали на песке, вы облеплены песчинками. Есть в этом что-то страшное, ужасное, невыносимое? Конечно, нет. Надо просто стряхнуть с себя сухой песок. Оглядеть себя со всех сторон, а потом тщательно стряхнуть. Это получится. Давайте только расскажем друг другу, в какой песочнице набрали мы столько песка.

Обычно ее подопечные, мечтающие о новой жизни, легко включались в предложенную игру, понимая, что все печали надо искать в самих себе. Ведь большинство проблем придуманные. Сами придумываем, сами залезаем в них по самую макушку. И потом, как жуки в песке, роемся в них и вылезать не хотим…

Здесь, на занятиях, они почему-то даже смеялись над собственными ужасами…

— Знаете, я была совсем маленькая, года четыре. Я ни о чем не думала, просто жила с папой-мамой и радовалась. А потом мы поехали в гости к бабушке в Питер. Там нас встретил папин брат, молодой и красивый. Я на него посмотрела и удивилась, что такие красивые люди вообще существуют в реальности. В кино, в журналах — да. А в реальности я тогда еще не встречала. А тем более это мой родной дядя! Я буквально лопалась от гордости и боялась к нему подойти.

Он подошел сам. Улыбался такой прекрасной улыбкой, что мне захотелось заплакать. Но я держалась. Он поднял меня на руки, подбросил, поймал, прижал к себе и сказал:

— Привет, Колобок! Ну, какой же ты у нас толстенький Колобок! В кого это такое чудо получилось? Ты же пышечка! Настоящая пухленькая пышечка!

Дядя был уверен, что произносит слова любви! Он не понимал, что просто убивает меня. Медленно, но верно.

Он же явился мне как идеал мужчины. Да-да, в четыре года мы тоже имеем некое представление об идеале!

И вот этот идеал смеялся надо мной! Он говорил, что я толстая, жирная, пухлая…

Тут-то я и разревелась!

Никто ничего не понял. Решили, что впечатления переполняют ребенка. Пожалуй, да. Пожалуй, речь может идти о впечатлениях. Я впечатлилась самой собой и тем, что обо мне будут думать мужчины моей мечты. Они будут думать про меня: «Жиртрест».

Вся последующая моя сознательная жизнь — это борьба с собой. Это диеты, голод, ненависть к лишним сантиметрам на талии и бедрах, к каждому лишнему килограмму… С этим можно что-то поделать?

— А я до родов была стройная-стройная. Все мне завидовали. Потом родила близнецов и вообще про себя забыла. Они то и дело орали, требовали поесть, сменить подгузник, убаюкать… Одно за одним… Мне было совершенно по барабану, как я выгляжу. Я даже не задумывалась о том, что и когда я ем. Мне главное, чтоб близнецы не орали и подросли. Хотелось отоспаться — это да. Остальное отошло на задний план.

И вот они уже большие, мои парни. Им по четырнадцать. Выше меня уже. Красавцы — загляденье!

А муж мне, представляете, что недавно сказал? Он сказал: «Терпеть не могу толстых баб!»

Я даже не поняла, о ком это он. Думала, может, на работе кто его обидел. Толстая баба какая-то. Но он так выразительно смотрел на меня… И я догадалась. Мне стало страшно, но я осознала: это он обо мне!

Я впервые глянула на себя в зеркало как бы его глазами. И пришла в ужас. Толстая баба — это я. Но я ведь родила ему двух сыновей! И я тряслась над ними и жила ими. А ему это все равно! Ему важно, что он терпеть не может толстых баб. И, похоже, на стороне у него уже кто-то есть. Стройная наверняка.

С этим можно что-то поделать?

— А я училась в школе и с девятого класса дружила с мальчиком Федей. Я всегда была толстенькая, но об этом не думала. Училась я хорошо. И друг у меня появился раньше, чем у многих наших девчонок. Он приходил ко мне, мы часами болтали, уроки делали вместе, ходили в театры, музеи.

Я, правда, огорчалась, что он никогда ко мне не лез. Все думали, что между нами что-то было, а мы ни разу и не поцеловались. Я же не могла сама ему предложить? Не могла. А он меня даже за руку не брал. Правда, все время говорил, что я его лучший друг, родственная душа.

Окончили школу, поступили в институты. Федя все равно приходил, рассказывал про все. Я думала, что рано или поздно мы все-таки будем вместе.

На каникулы мы с мамой поехали к родственникам в Одессу. Федя сказал, что будет лето проводить на даче, они с отцом крышу собирались перекрывать.

Не виделись мы два с половиной месяца. В сентябре он пришел и объявил, что женится. Я не знаю, как я не умерла. Хотя иногда мне кажется, что я все-таки умерла. Правда. Меня как будто не стало.

Федя мне рассказал, что соседнюю дачу купила женщина тридцати лет. Сама себе купила, представляете? Богатая, значит. Ну, и спрашивала у Феди совета, как что подремонтировать, сколько может стоить и так далее. Федя приходил, смотрел. И как-то у них там все получилось очень быстро. Она сказала ему, что беременна, и спросила, что он думает делать с их ребенком: поведет ее на аборт или позволит ей родить. Он, конечно, ответил, что пусть ребенок родится и что готов жениться на ней, раз такое дело. И вот они подали заявление в загс…

— Но она же старая! — удивилась я. — Она же на целых десять лет тебя старше! Она же тебе жизнь всю испортила!

— Как же это она испортила?

Федя обиделся. Он сказал, что я ее не видела, что нечего говорить, раз не знаешь. И показал мне ее фотку.

Все мне стало ясно. Она худая. Совсем. Красивая, что говорить.

И вот, оказывается, всем плевать на родственную душу. Главное, чтоб была худая. И тогда будет счастье.

А у меня при росте сто пятьдесят шесть сантиметров вес сто пять кило. Пятьдесят кило лишних!

С этим можно что-то поделать?

Итак, Рыся — официальный знаток человеческих душ. Она обязана была помогать и ведь помогала!

Работа ей нравилась. Временами даже окрыляла. Потому что результаты всегда были налицо.

Она занималась с вполне нормальными людьми, адекватными, достойными, приличными. Все вместе они решали только одну проблему: ее подопечные хотели измениться.

И даже не внутренне. Они считали, что внутренне у них все тип-топ. Чики-пуки. Лучше не бывает. И не надо.

Им требовалось всего-навсего слегка подкорректировать свой вес. Ну, сбросить двадцать-тридцать-сорок-пятьдесят килограммов. Именно эта безделица казалась им остро необходимой для обретения полного счастья. Остальное все имелось. Те, у кого не имелось, к ней бы не пришли: занятия в группе стоили дорого.

Впрочем, цена вопроса — тоже психологическая фишка. Чем бо́льшую цену ты запрашиваешь, тем больше уважения к твоим методам. И веры больше, и, стало быть, надежды. Находились среди ее пациентов такие, что худели принципиально, из жадности. Чтоб деньги, отданные за ее сеансы, работали по назначению, а не оказались выброшенными на ветер.

Тоже мотивация. Вполне работающая.