И снова брюнетка ничего не ответила.

Тогда Витя решительно придвинулся к ней, оказавшись в непосредственной близости, и перешел к активным действиям. А именно одну руку он положил на рукав брюнеткиного пальто, изображая сдержанную мужскую ласку, а вторую совершенно незаметно запустил в ее карман.

Этому трюку Витя обучился много лет назад. Со стороны никому и в голову бы не пришло, что он обшаривает ее карманы. Со стороны можно было подумать, что у них идет задушевный разговор.

Брюнетка не шелохнулась, тем самым поощряя Витю к продолжению и углублению контакта.

В кармане, однако, не оказалось ничего интересного, кроме сложенного вчетверо носового платочка. Следовало проверить остальные карманы, а для этого немного изменить положение.

Витя передвинул левую ладонь с рукава брюнетки на ее руку…

И ощутил ледяной, неживой холод.

Он вздрогнул, почувствовав, что с этой бабой явно что-то не то.

Осторожно высвободив правую руку из кармана, чуть отстранился и искоса взглянул на ее лицо.

Лицо это было совершенно неподвижным и неестественно бледным. А еще глаза…

Глаза ее были полуоткрыты. Не мигая, они смотрели куда-то вперед, в таинственную даль, на что-то, что могла видеть только сама эта брюнетка. И никто другой…

И Витя Гусь понял страшное.

Женщина, рядом с которой он сидел, была мертва.

Он еще немножко отодвинулся. И еще немножко. И еще чуть-чуть, буквально на несколько сантиметров.

Положение было препоганое. Если кто-нибудь, какой-нибудь случайный прохожий, забредший от нечего делать в Катькин садик, увидит его, Витю, рядом с покойницей и если этот случайный прохожий сообщит в полицию – на него и повесят ее убийство. А что-то, какое-то неизвестное науке шестое чувство подсказывало Вите, что брюнетка не умерла от естественных причин, вроде инфаркта, а именно убита. Вот прямо здесь, среди бела дня. Но – убита.

И полиция не будет особенно разбираться.

Витя был на месте преступления, и у Вити такой послужной список, что можно прямо на месте оформлять на него дело…

Витя огляделся по сторонам.

Кажется, поблизости никого не было.

Он отодвинулся еще немножко, потом тихонько поднялся со скамейки и медленно, с самым независимым видом пошел прочь.

Главное – не торопиться, не переходить на бег, ведь бегущего человека все непременно запомнят… Хотя кто тут увидит-то, одни голуби возле скамейки сидят. Гули-гули-гули…

Возле ворот Белого Замка Хасана окликнул часовой-янычар.

– Кто такой? – спросил он высокомерно. – Зачем идешь в замок? Что несешь в своем мешке?

– Я – Хасан, дервиш Мевликийской текии. Шейх текии послал меня, чтобы передать паше сделанную по его заказу книгу. Эту книгу я и несу паше.

– Коли так, проходи! – Янычар отворил калитку слева от ворот замка и пропустил его во двор.

Хасан вошел.

Перед ним в замковом дворе трое солдат играли в кости. В стороне щипал травку старый мул, молодая женщина с открытым лицом набирала воду из колодца. В глубине двора возвышалась круглая башня из ослепительно-белого камня.

Один из солдат прервал игру, поднялся, шагнул навстречу Хасану и спросил почти то же, что часовой:

– Кто таков? Зачем пришел?

Хасан слово в слово повторил свой ответ.

Солдат повернулся к башне и крикнул, сложив ладони:

– Тут какой-то дервиш! Он говорит, что принес книжку господину паше!

Прошло некоторое время. Наконец двери башни отворились, из них вышел старик, похожий на колдуна из сказки – длинная борода, черный тюрбан, пестрый кафтан, сафьяновые туфли с загнутыми носами.

Шаркая ногами, он подошел к Хасану, оглядел его с ног до головы и проговорил резким, каркающим голосом:

– Пойдем, дервиш! Господин паша давно ждет эту книгу!

Хасан послушно последовал за ним.

Они вошли в башню, поднялись по винтовой лестнице, прошли мимо первого помещения – Хасан увидел там с десяток янычар, одни спали, другие чистили оружие или разговаривали. Один из янычар поднял голову, посмотрел – кто поднимается по лестнице, но успокоился, увидев знакомого прислужника.

Они поднялись еще выше и наконец оказались в большой круглой комнате, с окнами, выходящими на все четыре стороны света. Пол этой комнаты был застелен дорогими тебризскими коврами, тут и там стояли низкие диваны, обитые испанской кожей, и серебряные канделябры из Италии. Посреди комнаты стояла удивительная вещь – огромный шар на подставке, покрытый рисунками и надписями.

Хасан слышал от одного дервиша их текии, которому пришлось в своей жизни много путешествовать, что гяуры придумали такой шар, на котором они рисуют все земли и страны, все моря и реки, сотворенные Аллахом, милостивым и милосердным, и назвали этот шар глобусом. Но он никак не думал увидеть этот гяурский глобус в доме правоверного мусульманина.

Разглядывая удивительные вещи этой комнаты, Хасан не сразу заметил ее обитателя.

Азам-паша стоял возле глобуса, что-то на нем разглядывая. Это был невысокий, худощавый человек средних лет в расшитом золотом кафтане. Лицо его, покрытое глубокими морщинами, казалось блеклым и невыразительным, особенно на фоне богатого наряда и удивительной обстановки его жилища.

Войдя в обитель паши, старик, сопровождавший Хасана, низко поклонился сам и ткнул дервиша в бок, прошипев:

– Кланяйся паше!

Хасан поклонился скорее по привычке, чем из почтения.

Старик проговорил с деланым смирением:

– Да продлятся твои дни, паша! Прости своего слугу за то, что он нарушает твой покой.

Паша отвернулся от глобуса, шагнул навстречу пришедшим.

– Кого ты привел, старик?

– Это дервиш из Мевликийской текии, паша. Он принес книгу, которую ты заказал их шейху.

– Ах, книгу! – Паша, казалось, был разочарован. – А что, того беглого раба еще не поймали?

– Нет, паша, его еще ловят.

– И тот пергамент не нашли… – проговорил паша не вопросительным, но печальным тоном.

Старик на это ничего не ответил – должно быть, ответ был очевиден.

Паша небрежным жестом отпустил слугу и повернулся к Хасану:

– Покажи мне книгу, которую ты принес, дервиш!

Хасан еще раз поклонился и выложил книгу на низкий столик из благовонного сандалового дерева.