Надо признаться, это вам не стул из стены. Это был во истину неописуемый шедевр, красоту которого не способна передать даже современная компьютерная графика земного кинематографа. Особенно те исключительные мгновения, когда на колоннах, арочных проёмах и янтарных статуях начали буквально из воздуха растекаться змеящиеся лианы растений с тёмно-изумрудной (почти чёрной) листвой, а потом один за другим распускаться крупные бутоны бархатных роз, лилий, орхидей и глицинии. За подобным волшебством нужно наблюдать только воочию, можно даже с отвисшей челюстью. Думаю, за неподдельное восхищение здесь едва ли могли кого-то осудить, по крайне мере, не таких, как я. Хотя нет, хлопать в ладоши при виде запорхавших чёрных бабочек вокруг чёрных цветков я не стала. Более того…

– А вы кто, простите, будете? Местный мажордом? Или особо приглашённый распорядитель по торжественным приёмам? – ну да, меня опять немного занесло (или не немного). Но что поделать, слишком уж забористой штукой меня напичкал Астон, отсюда и столь странное поведение. И вовсе я на него не жалуюсь, хотя прекрасно осознаю и понимаю, что следует попридержать коней, иначе… Я точно не дождусь возвращения своего хозяина. Во всяком случае, в своём нынешнем состоянии, то есть, в целости и сохранности.

– Что-то в этом роде. Хотя, признаться, надеялся на несколько иной ответ. – цессериец явно был обескуражен моим ответом, пусть и делал вид, что подобными выбрыками от зарвавшейся смертной его не пронять. Спишем его ошалелую ухмылочку на лёгкое удовлетворение, полученное от наблюдения за моей нестандартной реакцией.

А я что? А я ничего. Он же сам этого хотел. И я его за причинное место не тянула, чтобы он лично для меня устроил тут шоу Каперфильда космических масштабов.

– Не, ну, разве я против? Наоборот! Всё довольно миленько. Не то, чтобы прямо-таки, ах, но вполне в духе Диснея – с разухабистой помпой и гигантоманией. Кстати, а выступление Плавалагуны10 планируется?

Не совсем уверена, но, кажется, его осклабившаяся улыбка стала более натянутой.

– Думаю, нас всех ждёт куда более фееричное «представление». – а вот теперь мне не показалось. Теперь его взгляд стал более пристальным, практически въедливым, будто он пытался мне им что-то донести.

Ну, да, донёс. Я прекрасно поняла о чём шла речь – о той самой космической оргии, ради которой эти стухшие батарейки сюда и примчались с жадно выпученными глазами.

Пришлось разочарованно вздохнуть и театрально шмыгнуть носом.

– Ну да, ну да. Кто о чём, а вшивый о бане. И, раз уж заговорили о бане, а где тут у вас по близости женский туалет? – не обращайте внимания, это я так бесновалась. Мне вот тоже было интересно наблюдать за соответствующей реакцией данных уникумов.

– Туалет? – в этот раз цессерийского мальца даже чутка застопорило. Видимо, не мог понять, каким-таким образом в моей убойной логике вышел вот такой вот занятный пассаж.

– Именно он. Уборная, нужник, ватерклозет, отхожее место. Где вы там обычно справляете свои физиологические нужды? Или не вы, а ваши… питомцы? Надеюсь, они не ходят по себя? Не хотелось бы думать о вас плохо, вернее о том, что подобные вещи вас могут заводить…

– Я так понял, вам требуется гид по Палатиуму. – что ж похвально. По крайней мере, ему хватило ума не пуститься во все тяжкие на моём невоспитанном примере.

Да, да, я всё понимаю, но ничего поделать с собой не могу. Ибо такое не лечится. И попади я на приём к английской королеве, думаю, вела бы себя не лучшим образом. Так что, умудрилась я за последние минуты не только нарушить все правила местного бомонда, но и соскочить с возложенной на меня Адартом роли глухонемой статуи. Прости, Най! Не получилось. И, да, признаюсь (разве что нисколько не сожалея), я совершенно не старалась.

Опасности всегда присущ некий, едва уловимый запах или беззвучно потрескивающее напряжение в воздухе. Её ты чувствуешь и кожей, и встающими дыбом волосками, и царапающими по затылку и шее мурашками. Много чем чувствуешь и не всегда, бывает, понимаешь источника возникновения данных ощущений. Ну, а если за долгое время, уходящее копящимися веками на сытую, ничем не обременённую жизнь, отвыкаешь от некоторых привычек и условных рефлексов, то и не всегда замечаешь даже намёков на её «симптомы».

Правда, в этот раз всё оказалось с точностью наоборот. Как выяснилось, бывших приобретённых инстинктов не бывает. Они просыпаются в клетках нервной системы моментально, стоит лишь осознанно соприкоснуться с реальным осязанием притаившейся опасности. И тогда, да, чувства обостряются стократно, забытые привычки безупречного воина и матёрого хищника зудят под кожей раздражающим импульсом переменного тока, готовясь в любую секунду вырваться на волю чётко выверенным действием и усилившейся концентрацией физической мощи в стремительном движении, броске, ударе. И при этом нужно сохранять невозмутимый вид расслабленного и якобы ничего не подозревающего гостя. Что, в принципе, всё это время он и делал. Правда, до определённой поры. А ещё точнее, пока не вышел через очередную анфиладу верхних залов в центральную мандапу11, соседствующую с одной из палат для частных аудиенций местных глав клана.

Всё бы ничего, ибо в таких помещениях при любом Палатиуме не было ничего зазорного или подозрительно странного. Они представляли из себя традиционный «баптистерий12» скорее памятного, нежели действующего значения. Священные обряды в них не проводились уже так давно, что вспомнить, для чего их до сих пор держали и содержали было бы сложно даже для фанатично преданного цессерийца. Ну а так, всё, как и полагалось, центральная «купель» из круглого многоступенчатого резервуара в окружении мраморных колонн с арочными сводами молочно-янтарного цвета и два алтаря: один строго по середине ритуального сосуда – для возложения даров и подношений Великой Праматери, другой – перед самим резервуаром, для ведущего жреца клана или главы отдельного семейства (по крайней мере, так было на Цессере, когда существовали естественные родовые общины и объединённые семьи из одного фамильного колена).

Может, при других обстоятельствах он и не обратил бы никакого внимания на это внутреннее капище почти забытой богини, если бы… Если бы его взгляд не зацепился за массивную «лампаду», свисающую со сводчатого потолка прямо над жертвенником купели. Её и без того сложное строение из смешанных неземных металлов (в буквальном смысле, спектрально цветных) заканчивалось основанием-гнездом, имитирующим огромные «пальцы-когти» истинной ипостаси Мёртвой Праматери. Именно в них, вместо привычного люминесцентного камня, который должен был заменять собой символичный кусок от разрушенной Колыбели и находился грубый, никак не обработанный молочный минерал уникального «кварца».