– Езжай, – скомандовал он водителю и открыл ворота. Машина, тихо урча мотором, въехала на территорию завода.

– Товарищ майор! Скажите, а вы, куда дели ту сумку, которую вам передал мужчина в сером костюме?

Борис Львович посмотрел на него так, что водитель мгновенно осекся. Через сорок минут они уже возвращались назад. Во флягах булькал спирт, а настроение майора не только не улучшилось, но стало, похоже, еще мрачнее. Доставив груз на базу, он сразу же направился в свой кабинет, куда пригласил и солдата-водителя.

– Пей! – произнес он и налил ему полкружки спирта. – Ты сегодня это заслужил. Вот что, Сидоров, не в службу, а в дружбу, сбегай вот по этому адресу. Это недалеко отсюда. Возьми для меня там картошку. Бабке нужны деньги, а мне картошка.

Эстеркин протянул солдату деньги. Тот, опрокинув спирт в рот, запил его холодной водой. Громко крякнув, он отломил маленький кусочек хлеба и направился к двери.

– Ваня! Деньги-то возьми, – окликнул его Эстеркин и протянул ему лежавшие на столе деньги. – Бабка ведь бесплатно ничего не даст.

Водитель взял деньги, записку и вышел за ворота базы. Он шел вдоль улицы, насвистывая популярный мотивчик из кинофильма. Настроение от выпитого спирта было приподнятое. Он быстро нашел нужный ему дом и, толкнув калитку, вошел во двор. Он не почувствовал боли, когда финский нож Свища вошел ему в печень, и почему-то улыбнулся неизвестному ему мужчине и рухнул на землю замертво. Свищ вытер о его гимнастерку свой финский нож и сунул его за голенище правого сапога. Оглядевшись по сторонам, он быстро обшарил карманы убитого человека и, забрав из них деньги и записку, вышел из ворот дома и, прикурив папиросу, направился вниз по улице.

***

Ягодная и Адмиралтейская Слободы проснулись от сильного взрыва. От грохота зазвенели вылетевшие из окон стекла, задрожали стены домов. Молодежь стала выскакивать на улицу, а старики, забившись от охватившего их страха в углы своих комнат, стали молиться Богу. Небо над пороховым заводом окрасилось в багровые цвета. За первым взрывом последовали еще несколько взрывов меньшей мощности. Тишину ночи разорвал вой пожарных сирен. Десяток пожарных машин помчались в сторону порохового завода.

Заметив растущее зарево над заводом, Александр Горшков быстро оделся и вышел на улицу. Мимо него пробежал местный дворник Гаврила. Он был растерян и необычайно бледен. Гаврила тяжело дышал, но, все же сумел из себя выдавить:

– Сашка! Пороховой взорвался! Сейчас весь город на воздух взлетит. Я только что был у отдела милиции, там все об этом говорят.

Горшков хорошо знал, по рассказам своих родителей, о взрыве завода в августе 1917 года. Тогда на город обрушился град снарядов из взорвавшихся складов завода, взрывы которых унесли и искалечили сотни жизней горожан. К тревожной сирене порохового завода присоединились сирены и других заводов и фабрик. В городе началась настоящая паника. Наученные горьким опытом люди хватали детей, документы и как можно быстрее выбегали из домов. Вся эта неуправляемая толпа устремилась сначала к железнодорожному вокзалу, а затем с ревущими от страха детьми и стариками двинулась в сторону поселка Борисково. Военный комендант города, боясь дальнейших взрывов цехов предприятия, приказал остановить движение поездов по железной дороге, а пароходы, стоявшие в устье реки Казанка, были отведены вниз по Волге на 15-20 километров от города. По его приказу, были подняты по тревоге воинские части, расквартированные не только в городе, но и в пригороде. Красноармейцы заблокировали улицы, не давая возможности мародерам грабить опустевшие дома граждан. Преступников, застигнутых на месте преступления, расстреливали тут же на месте. Часть бойцов блокировала территорию завода, другую часть военнослужащих бросили на тушение одного из горевших цехов завода.

Александр Горшков пробился сквозь заслон из солдат и охранников предприятия и оказался на территории завода. Он сразу понял, что горит лишь вспомогательный цех, в котором изготовлялась тара для транспортировки боеприпасов. На предприятии царила паника. Напуганные взрывом и пожаром рабочие, а это в основном были женщины, метались с криками между корпусами, не находя выхода с территории, так как по приказу директора все выходы с завода были заблокированы солдатами.

Заметив главного инженера, руководившего тушением пожара, Горшков подбежал к нему и, предъявив удостоверение сотрудника НКВД, потребовал, чтобы тот доложил ему обстановку.

– Что докладывать-то? Вы что, не видите сами, что здесь творится? Если мы не собьем пламя, то оно перебросится на соседний корпус, и произойдет самое ужасное.

– Я это и сам вижу и понимаю! – стараясь перекричать треск горящего здания, прокричал ему Горшков. – Вы мне можете что-то сказать, что здесь произошло? Где и что взорвалось?

– Могу сказать – произошел взрыв одной из стоявших в отстойнике вагонеток. Вон, видите ее, она лежит на разорванном боку. Что там взорвалось, я пока не знаю. Этими вагонетками мы вывозим готовую продукцию из главного корпуса в сушилку. Трудно даже представить, что бы произошло, если она взорвалась бы в сушилке. Завода просто бы не стало, ни корпусов, ни рабочих.

– Скажите, кто отвечает за эти вагонетки, и что там могло взорваться?

– Да никто за них не отвечает. Рабочие сами берут их при необходимости. После того, как вывезут продукцию, отгоняют сюда. Что там могло взорваться, ума не приложу. Вы же сами видите – это обычное корыто на колесах, а та, что взорвалась, вообще была не рабочей. Три дня назад при выгрузке продукции у нее сломалась ось и поэтому ее отогнали в самый тупик отстойника.

Неожиданно внимание Горшкова привлекли громкие крики солдат, которые с трудом поднимались со дна неглубокого оврага. Как ему показалось, бойцы были пьяными. Он направился в их сторону. Увиденное поразило его: взрывом была повреждена труба, по которой качался чистый спирт, используемый для промывки пороха, и из нее он тек в овраг. Солдаты вместо того, чтобы принимать участие в тушении пожара, ринулись в этот овраг, на дне которого было чуть ли не по колено спирта. Красноармейцы черпали его пилотками, касками и пили. Многие из них падали прямо в спирт, будучи не в силах выбраться из оврага. Горшков с минуту понаблюдал за небывалой солдатской радостью и, выхватив из кобуры «ТТ», сделал несколько выстрелов в воздух, чтобы привлечь внимание солдат.

– Назад! Назад! Сволочи! Вас сюда прислали помогать тушить пожар, а вы что делаете! Да я вас всех здесь перестреляю без суда и следствия!

Он еще несколько раз выстрелил в воздух и стал перезаряжать свой пистолет.

– Ты что делаешь, лейтенант! – закричал один из солдат. – Пусть люди напьются. Может, это для многих в последний раз в жизни. Завтра же всех погонят на фронт, а там знаешь, что бывает!

– Что ты сказал! Да я тебя за эти слова! – он направил на него свой пистолет и нажал на курок. Выстрела не последовало, пистолет дал осечку. Пока он передергивал затвор, солдат растворился в пьяной толпе, выбравшихся из оврага. Заметив пробегавшего мимо него капитана с группой вооруженных солдат, он остановил их и приказал задержать всю эту возбужденную алкоголем солдатскую группу. Пока капитан и его бойцы собирали разбегавшихся в разные стороны солдат, Горшков побежал к главному инженеру, который все еще продолжал руководить тушением пожара.