В итоге и Соединенные Штаты, и Великобритания очень быстро пришли к соглашению. Мэйсон и Слайделл были освобождены и отправлены в Англию. Франции была послана нота, в которой государственный секретарь Сьюард настойчиво советовал ей не соваться в дела, которые ее не касаются. Конечно, это было выражено куда более вежливо, но сути дела не меняло. Без содействия англичан Наполеону Третьему действовать было не с руки – и вопрос, так сказать, заглох сам по себе.

Президент Соединенных Штатов Авраам Линкольн мог заняться более насущными делами.

Примечания

1. The Rise and Fall of Great Powers, by Paul Kennedy, Random Hause, New York, 1987. Р. 179.

I

Начало 1862 года президент Соединенных Штатов, Авраам Линкольн, встречал в нерадостном настроении. Конгресс сравнивал огромные и все растущие расходы на ведение войны с достигнутыми результатами – и сравнением этим был крайне недоволен. Все шло крайне медленно, армия Потомака так со своих зимних квартир и не сдвинулась – и в надежде поправить дело сенатор от Иллинойса, Трумболл, сообщил президенту, что он собирается внести предложение о принятии нового закона. Согласно этой инициативе, вся собственность всякого гражданина США, поднявшего на Юге оружие против законного правительства, подлежала конфискации.

Сенатор полагал, что это «…сократит время, нужное на подавление мятежа…».

Линкольн-то как раз полагал, что нет, не сократит, а увеличит, но времени на дискуссию у него не было, потому что возникла новая проблема: конгресс учредил «Kомиccию по расследованию утечек важной информации».

Дело тут было в том, что в газете «Нью-Йорк Геральд» появились отрывки из будущей речи президента перед конгрессом – и еще до того, как она была произнесена. Ну, возникли вопросы к редактору – где же он раздобыл столь ценные материалы? И тут грянул пушечный залп – в газете «Нью-Йорк Трибьюн», конкуренте «Нью-Йорк Геральд», появилась статья, в которой говорилось, что «слив» произошел через Мэри Линкольн, – якобы она-то и дала нужные бумаги предприимчивому редактору. А надо сказать, что миссис Линкольн в Вашингтоне недолюбливали – считали слишком вульгарной, а в Огайо газеты и вовсе писали, что «ее симпатии на стороне мятежников», потому что все ее братья и мужья всех ее сестер, все до одного, сражались на стороне Юга, и это было известно.

И юридический комитет конгресса во всей грозной силе занялся расследованием хода дел не где-нибудь, а в самом Белом доме. И беднягу редактора вызвали на слушания и задавали разные неприятные вопросы, а когда он отказался отвечать, ссылаясь на право газетчика не выдавать свои источники, – посадили под замок «за неуважение к конгрессу» – есть такая статья в американcком своде законов. В общем, редактор повинился, сообщил, что бумагами его снабдил садовник Белого дома, – и комиссия, удовлетворившись таким ответом, его отпустила.

Линкольну сильно повезло, что совместный проект его супруги и этого самого садовника по уменьшению ее долгов не попал в поле зрения комиссии. Расследование прошло в июле 1861 года. Tогда, летом, он еще не знал, в какую грязь влетела по своей глупости его жена. Если бы дело открылось, президент, хоть и очень косвенно причастный к ее деятельности, был бы опозорен. Тем временем другая комиссия конгресса нашла значительные злоупотребления, связанные с военными поставками, – и Кэмерон, военный министр Линкольна, был отправлен послом в Россию.

Под большим политическим давлением сената прошли значительные изменения в высшем командовании армии. Генерал Уинфилд Скотт, чьи дарования ценили, но которому уже давно пошел восьмой десяток, был отправлен в отставку и заменен Макклелланом. Как мы уже знаем, отношения между ним и Линкольном, поначалу превосходные, дальше как-то не заладились. Одной из причин было то, что генерал Макклеллан, главнокомандующий американской армией, не делился своими планами ни с кем, даже с президентом.

Он ему не доверял.

II

На совещании, состоявшемся 13 января 1861 года, генерал Макклеллан на вопрос президента, что же он намерен предпринять на Потомаке, резко ответил, что «…это ясно и слепому…» – после чего свернул разговор на то, что он со дня на день ожидает атаки южан на свои позиции. Этот «маневр» не понравился – еще в октябре 1861 года Макклеллан ожидал атаки на свои позиции, а когда южане по каким-то своим причинам, без всякого давления с его стороны, отступили с одного из передовых постов, оказалось, что там были установлены бревна, на расстоянии глядевшиеся довольно похоже на пушки. Смеху было много, газетчики на Севере бревна окрестили «пушками квакера», по имени секты убежденных пацифистов.

Так что Макклеллану на слово не поверили, вопросы продолжились.

И по-прежнему добиться хоть сколько-нибудь ясного ответа от Макклеллана относительно его планов оказалось невозможно В конце концов, когда глава армейского бюро снабжения и тыла Мейгс сказал генералу, что президент имеет право знать его намерения, тот громким театральным шепотом, слышным на всю комнату, ответил: «Если я скажу ему о моих планах, завтра они будут на первой странице «Нью-Йорк Геральд». Он не умеет хранить секреты…» Ну, эффект он создал более чем значительный – все присутствующие замолчали в полном смущении. И тогда генерал Макклеллан решил еще и усилить впечатление и сказал, что он «откроет свои планы, если ему будет так приказано…». Приказать ему, командующему всей американской армией, мог только один человек – президент. По Конституции, он являлся главнокомандующим всеми вооруженными силами США и в этом качестве был рангом выше.

Это был прямой вызов, и сама форма предложения ставила Линкольна в трудное положение. Он мог потребовать ответа, а потом действительно найти все, что ему будет сказано, на газетных полосах и оказаться в положении оправдывающегося за утечку. Если же отказаться от вопроса – это толковалось бы как отказ от своего права спрашивать и признание полного превосходства Макклеллана во всем, что касалось ведения военных действий. Замысел Макклеллана, право же, был рассчитан с истинно стратегической точностью, но генерал не принял во внимание того обстоятельства, что Авраам Линкольн в ходе своей юридической практики повидал всякое.

И он с самой дружеской улыбкой сказал генералу, что он оставляет его с его секретными планами наедине. Но настаивает на том, чтобы eму были сообщены сроки предполагаемой наступательной операции Армии Потомака. Ему было дано на этот счет принципиальное согласие, но внятного ответа насчет сроков он так и не получил.

Тогда 27 января 1862 года был издан так называемый «Президeнтский Генеральный Военный Приказ Номер Один». Всем сухопутным и морским силам Соединенных Штатов предписывалось начать широкие наступательные действия против Юга не позднее 22 февраля.

Ответственность за исполнение приказа возлагалась лично на командующих. Нельзя сказать, что даже это оказало немедленное воздействие на генерала Макклеллана, но в начале февраля в Вашингтон пришли вести о взятии укрепленного пункта южан на реке Теннесси. Форт Генри пал 6 февраля, а вслед за ним – и форт Донeльсон. Eще важнее, чем сам факт двух побед в течение 10 дней, было то, что операции проводились по общему стратегическому замыслу.