– Тимыч, ты ничего не заметил странного в поведении этого… Кости?

– Что ты имеешь в виду? – не понял Тима. Вглядевшись повнимательнее, он спросил: – Ты… он что, пытался?…

Окончательно смутившись, Антон кивнул, рассказав в двух словах другу о ночном происшествии.

– Я дал ему слово, что буду молчать, – сказал он в заключение. Он опять вспомнил ту отвратительную ночь, мокрые от слюны губы, и его передернуло. – Так что ты не выдавай меня.

– Да уж, – поморщился Тима.

Теперь он тоже вспоминал, как Костя изредка бросал на Антона (да и на него тоже) многозначительные взгляды, до того неприятные, словно они были покрыты зловонной слизью. А однажды, когда они собирали палатку, Костя будто бы случайно дотронулся до его обнаженного участка кожи между перчаткой и задравшимся рукавом куртки и держал свою руку слишком долго, пока Тима рывком не сбросил ее.

Они, как по команде, посмотрели на субъект обсуждения, тот с сосредоточенным видом ковырял ногтем пуговицу, что-то бормоча себе под нос.

– Я думал, что убью его, – вполголоса сказал Антон. – Педераст хренов… Вот уж никак не думал, что в те годы пидоры были. Думал, они только на Западе водились.

– Ха, Запад, – сказал Тима и сплюнул. – Пидор, он и в Африке пидор. Ими не становятся, а рождаются, просто узнают они об этом в разном возрасте. Ты можешь жениться, нарожать детей, а потом с удивлением откроешь в себе эти жопные увлечения…

– Господи, ну и дрянь! – Антон тоже сплюнул и вдруг как-то странно посмотрел на приятеля: – А ты-то откуда такие подробности про гомосеков знаешь?

Секунду они изумленно смотрели друг на друга и тут же одновременно закудахтали от смеха.

Ужин прошел быстро и как-то незаметно. Злата была очень смущена повышенным вниманием к своей персоне, и как только разговор заходил о ней, она сразу старалась поменять тему. И прилагала максимальные усилия, чтобы не встретиться глазами с Аммонитом. Последний почти не притронулся к еде и весь вечер был задумчив.

После того как все убрали, Дильс вытащил карты и сел поближе к керосинке, с озабоченным видом делая в них какие-то пометки. К нему незаметно подошел Тух-Тух (он трапезничал вместе со всеми, только все время хранил молчание) и какое-то время смотрел на карту через плечо Дильса. Тот обернулся:

– Горголл высматриваешь? Или свою историческую родину?

Пока Дильс бубнил, водя карандашом по карте, Тух-Тух хладнокровно ответил:

– Я родился в Антарктиде. В один из походов, мои родители были путешественниками.

– Ишь ты, – сварливо произнес Дильс, складывая карту и пряча ее в планшет, будто сделанные им пометки носили секретный характер. – Ты удивляешь меня с каждой минутой, Тух-Тух. А знаешь ли ты, что Антарктиду открыли наши исследователи?

Норвежец сел напротив Дильса.

– Кого ты подразумеваешь под «нашими»?

– Разумеется, русских, ексель-моксель.

– Это спорный вопрос, – уклончиво сказал норвежец, очевидно, не желая вступать в полемику, но и не намереваясь признавать точку зрения Дильса.

– Знаешь что-то еще из истории? – подозрительно спросил Дильс и, когда Тух-Тух ответил утвердительно, сказал:

– Вот что я тебе скажу. У этого материка огромная предыстория. Еще задолго до его открытия строились различные предположения о существовании гипотетической земли в этих краях. В семнадцатом веке французская экспедиция открыла в южной части Атлантического океана остров, который был назван Буве. Уже позже французский мореплаватель Кергелен обнаружил крупный архипелаг в южной части Индийского океана. А слышал ли ты об открытии Кука? Его экспедиция открыла пролив между Северными и Южными островами Новой Зеландии (впоследствии этот пролив был назван его именем), однако материка Кук не обнаружил и заявил, что его вообще невозможно найти из-за льдов, делающих землю недоступной. Таким образом, открытие Антарктиды как материка произошло в январе 1820 года нашей, русской экспедицией, Лазаревым и Беллинсгаузеном. Экспедиция прошла вдоль тихоокеанского побережья, открыв острова Петра I, Шишкова, Мордвинова…

– Все это мне известно, – сказал Тух-Тух, когда Дильс закончил. – Только одно «но». Русские видели материк. ВИДЕЛИ, но не высаживались на нем, – подчеркнул он. – Это не одно и то же.

– То есть?

– То есть я хочу сказать, что увидеть землю еще не считается ее открыть, – пояснил Тух-Тух оторопевшему Дильсу. – К твоему сведению, англичане пребывают в полной уверенности, что Антарктиду открыли Брансфильд и Смит. Но Брансфильд обогнул южные шотландские острова и увидел полуостров, который принадлежит континенту, а Смит высаживался лишь на этих островах, но не на самом материке. Американцы же считают, что Антарктиду открыл Натаниэль Палмер, хотя он вообще нигде не высаживался и тоже вроде бы видел тот самый полуостров. По моим сведениям, первый флаг своей державы установил француз Дюмон-д’Ювиль, но тоже – заметь – на острове, а не на континенте.

Они спорили, не замечая, что стали объектом всеобщего внимания. Тима, Яна, Антон и другие слушали их, затаив дыхание, за исключением Златы, которая наводила порядок в палатке.

– И кто же высадился первым на Антарктиде? – прищурившись, поинтересовался Дильс. – Уж не твои ли предки?

– Попал в самую дудочку, – ничтоже сумняшеся, сказал Тух-Тух. – 24 января 1895 года первыми на материк вступили капитан норвежского промыслового судна «Антарктик» Кристенсен и пассажир этого судна, тоже норвежец, Борхгренвик. Кстати, это он уговорил капитана спустить на воду шлюпку и пристать к берегу. Более того, он собрал там образцы минералов, а также увидел антарктический лишайник.

– Все равно русские были первыми, – упрямо повторил Дильс.

Тух-Тух искоса взглянул на Дильса.

– Вообще-то, судя по твоему имени, ты должен бы радеть за немцев. Или я ошибаюсь?

– Конечно, ошибаешься, – желчно ответил Дильс. – Какая тебе разница, как меня зовут? Я русский, и баста. Вот ты себя называешь Тух-Тух. И какой я должен делать вывод? Откуда ты? Из сказки про царя Гороха?

Тух-Тух миролюбиво развел руки в стороны, показывая, что соглашается с собеседником.

«Русский так русский, – говорили его глаза. – Все, как ты хочешь…»

Он откашлялся. Кажется, время наступило, он это чувствовал каждой порой разгоряченной кожи.

– Судя по твоим глазам, ты хочешь еще что-то поведать мне, – промолвил Дильс. Усы его оттаяли и медленно закручивались вверх, как стрелки барометра.

– Я бы хотел переговорить с тобой, Дильс, – сказал Тух-Тух. – Наедине, если это возможно.

Дильс усмехнулся, устраиваясь поудобнее на рюкзаке:

– Я не имею привычки скрывать что-то от своих людей. Коль уж они все в одной упряжке, я полагаюсь на каждого из них, как на самого себя. Говори.