Девочка помотала головой.

— Ну, расскажи, — попросил он.

— Я не могу тебе рассказать.

— Ну, скажи...

— Мама!

— Он все равно ничего не поймет, расскажи ему.

Карас до сих пор ни разу не видел мать такой. Она совер­шенно точно была вне себя от страха, и при этом в ней ощу­щалась какая-то обреченность, как будто все, что до сих пор считалось важным, утратило смысл перед тем, что им пред­стояло совершить здесь, под землей.

Мальчик оглядел сочащиеся влагой стены. Скалы состоя­ли из каменных пластинок, напоминающих шляпки громад­ных грибов, и в свете свечи казалось, будто на камнях кри­вятся безобразные рожи.

Эли заговорила:

— Меня ищет что-то. Оно ищет меня всегда. Оно пресле­дует меня из жизни в жизнь из-за того, что живет внутри меня.

— А что живет внутри тебя?

— Знаки, которые шепчут что-то. Знаки и символы, кото­рые служат ключом к знаниям. Я вижу их, слышу, но не мо­гу прикоснуться к ним.

— Тогда какая тебе от них польза?

Она раздраженно отмахнулась от его вопроса. Карас дога­дался, что она хотела сказать. «Ты не поймешь».

— Какая от них польза?

— Они частица кое-чего.

— Чего?

— Бога.

— Значит, и ты частица бога.

— Мы все частицы бога, — вмешалась мать.

— Но это же чепуха. Она просто девчонка, — возразил Карас.

— В ней заключено одно из воплощений богини. Я в это верю. Геката существует в трех воплощениях. Дева, мать и старуха. Твоя сестра дева.

— И что хорошего она получит от этого?

— Возможно, ничего. Главное — то, за чем мы пришли сюда.

— Нет, если она богиня, может она наколдовать нам еду или красивую одежду? «Я частица бога». Где ты только научи­лась таким словам, Эли?

— Во сне. И, между прочим, я так не говорила.

Сестра отвечала так серьезно, что он перестал насмешни­чать. Он догадывался, что она хочет сказать о чем-то еще.

— А есть другие частицы?

— Не знаю. Надеюсь узнать у источника. Он подскажет мне, как спастись от того, что меня преследует.

— А что тебя преследует?

— Волк, — ответила Эли.

— Ха! — Он ткнул в нее пальцем. — Мне снится волк, и это ерунда, ей снится волк, и ее ведут под землю, чтобы она по­лучила пророчество!

— Нет, не просто получила, — возразила мать.

— А что тогда?

— Она пришла, чтобы обрести дар, заплатив за него. Ни­что не дается просто так у источника, можно только обме­нять. И не все готовы отдать то, что у них попросят. Вот я, например, не отдала.

— Но ты же умеешь предсказывать будущее.

— Мой дар слаб, и я с ним родилась. Я не согласилась от­дать то, что попросил источник.

— Я соглашусь на что угодно, — заявил мальчик.

— В таком случае хорошо, что тебя не попросят.

Они доели оставшийся хлеб и оливки и пошли дальше. Стоило на минуту остановиться, и они замерзали, стоило двинуться дальше, и они обливались потом. Все ниже и ни­же, в самые дальние пещеры. Наконец они пришли к ручью, который стекал по каменным уступам в темноту.

Стараясь не погасить лампу, они сели на камни и начали потихоньку сползать по каменным ступенькам все ниже и ниже, пока Карас, поглядев вперед, не увидел нечто, отче­го его пробрал озноб.

Их лампа была теперь не единственным источником све­та. Прямо перед ними открывалась пещера, стены которой светились.

Мать поползла вперед, преодолела поток воды. Оказав­шись в пещере, она поставила лампу на скалу. Карас с Эли последовали за ней.

Рядом с лампой камни светились насыщенным красным светом, чуть поодаль свет ослабевал, становясь все более мягким. Свечение похоже на отражение света лампы, поду­мал Карас, только не на поверхности камня, а глубоко вну­три. Они оказались в подобии каменного ковша, в широкой и невысокой — в человеческий рост — пещере над водой, на­поминающей раскрытую ладонь. Скалы поднимались из под­земного озера, похожие на пальцы, и вода держалась в ков­ше каменной ладони, как будто земля предлагала ее им. Вода искрилась в свете камней. Карасу пришла на ум окровавлен­ная ладонь Христа, пронзенная гвоздями римлян, он вспом­нил слова матери: «Не все готовы отдать то, что у них попро­сят». Что отдал Христос на кресте? Свою жизнь и боль. И кем он стал? Богом.

— Мама, почему камни светятся? — спросил он.

— Это, насколько я понимаю, вовсе не волшебство. Они просто впитывают свет лампы, — сказала она. — Как толь­ко мы погасим ее, камни потемнеют.

— Не гаси лампу, — взмолилась Эли. Голос ее срывался от страха.

— Я вовсе и не собиралась.

Мать еще немного прошла вперед, перелезая через гигант­ские каменные пальцы. Пещера заканчивалась каменными уступами, на которых кое-где сохранились приклеенные огарки свечей. Карас сосчитал их. Каменных полок оказалось восемь, две больших над самой водой и несколько малень­ких — выше. Он вспомнил, как однажды тайком пробрался на ипподром, чтобы увидеть гонки на колесницах. Да, поду­мал он, очень похоже на стадион в миниатюре.

Мать выбрала один уступ и жестом предложила Эли сесть рядом.

— Иди же. Подняться сюда нетрудно, а если соскользнешь, озеро с этой стороны мелкое. Я запросто тебя вытащу.

— Я-то думал, это будет колодец, — заметил Карас.

— Это и есть колодец, но колодцы глубокие, когда ты за­черпываешь воду сверху. А это самое дно, и его питают три мощных потока.

Карас видел только один.

Эли перебралась через скалистые выступы, осторожно поднялась, дважды останавливаясь и прося мать о помощи, желая, чтобы ей подсказали дорогу, поддержали или просто подбодрили. Наконец она оказалась рядом с матерью.

— Обряд займет много времени, Карас, — сказала мать, — так что не забывай: ты сам напросился идти.

— А я никуда не спешу, — заверил ее Карас. Однако хра­брость покинула его у этих кроваво-красных вод, и ему боль­ше всего хотелось разреветься.

Он ждал, глядя, как мать готовит Эли к обряду. Она дала ей какие-то травы из мешка, потом пожевала их сама. Еще она достала черпак с длинным черенком и положила рядом с собой. А потом затянула:

— Властительница луны,

Хозяйка ворот и переходов,

Хозяйка тех, кто ушел,

Хозяйка мертвых и мира мертвых,

Хозяйка песни и магии,

Здесь, на скрещении трех путей,

Здесь, у воды, где сливаются струи,

Обрати взор свой на своих дочерей...