Шрифт:
Интервал:
Закладка:
25
Когда я в 2007 г. впервые писал статью о зоонозных заболеваниях для National Geographic, мне дали понять, что малярия к ним не принадлежит. Нет, сказали мне, не включайте ее в свой список. Малярия – это трансимиссивная болезнь, да, в том смысле, что от одного носителя к другому ее переносят насекомые. Но переносчики не являются носителями инфекции; они принадлежат к иной экологической категории, чем, скажем, резервуары, и по-иному переживают присутствие патогена. Передача малярийных паразитов от комара к человеку – это не преодоление межвидового барьера, а нечто куда более целенаправленное и обыденное. Переносчики инфекции ищут ее носителей, потому что им от носителей нужны какие-то ресурсы (в большинстве случаев – кровь). А вот резервуары не стремятся к преодолению межвидового барьера; оно происходит случайно, и они никакой выгоды с этого не получают. Следовательно, малярия – это не зооноз, потому что те четыре вида малярийных паразитов, которые заражают людей, заражают только людей. У обезьян свои собственные виды малярии. И у птиц тоже. Человеческая малярия – эксклюзивно человеческая. Так мне сказали, и на тот момент это казалось правдой.
Четыре типа малярии, к которым относились эти утверждения, вызываются протистами видов Plasmodium vivax, Plasmodium falciparum, Plasmodium ovale и Plasmodium malariae; все они принадлежат к одному и тому же разнообразному роду Plasmodium, объединяющему почти двести видов. Большинство остальных плазмодий заражают птиц, пресмыкающихся или млекопитающих (но не человека). Четыре известных вида, которые заражают людей, переносятся от человека к человеку комарами рода Anopheles. Цикл жизни этих четырех паразитов потрясающе сложен и включает в себя многочисленные метаморфозы и последовательную смену различных форм: бесполая стадия, известная как спорозоит, попадает в кожу человека после укуса комара и перемещается в печень; затем вторая бесполая стадия, известная как мерозоит – она выходит из печени и начинает размножаться в эритроцитах; следующая стадия называется трофозоитом – он питается и растет внутри клеток крови, «отъедается» до шизонта, а затем лопается, выпуская новые мерозоиты, которые размножатся в крови и вызовут приступ лихорадки; после этого начинается половая стадия – гаметоциты, которые делятся на мужские и женские. Они появляются после следующего цикла поражения эритроцитов, массово распространяются по кровеносной системе и попадают в желудки комаров, когда те в следующий раз пьют кровь у человека. Далее следует оплодотворенная половая стадия, оокинета, которая прячется в слизистой оболочке кишечника комара; все оокинеты вызревают в своеобразное подобие мешочка с яйцами, полными спорозоитов; а затем из мешочка снова вырываются спорозоиты и перемещаются в слюнные железы комаров, где прячутся, готовые броситься вниз по хоботку комара в тело нового носителя. Если вы сумели все это быстро прочитать и понять с первого раза, у вас есть перспективы в биологии.
Это сложнейшее сцепление жизненных форм и многоэтапных стратегий обладает высочайшей адаптивностью, и, по крайней мере с точки зрения комаров и носителей заболевания, с ним очень трудно бороться. Оно демонстрирует способность эволюции с течением времени создавать потрясающе сложные структуры, тактические методы и способы преображения. Тем же, кто предпочитает теории эволюции креационизм, стоит ненадолго задуматься: зачем Богу было затрачивать столько усилий, чтобы придумать малярийных паразитов?
Plasmodium falciparum – это худшая из четырех плазмодий с точки зрения воздействия на здоровье человека, и именно на нее приходятся примерно 85 процентов случаев малярии в мире – и еще больший процент смертей. Эта форма болезни, известная как тропическая малярия, убивает более полумиллиона человек ежегодно, в основном детей в Африке южнее Сахары. Некоторые ученые предполагают, что высокая вирулентность P. falciparum вызвана тем, что она сравнительно нова для людей и не так давно перекинулась на нас с другого животного-носителя. Это предположение заставило ученых исследовать ее эволюционную историю.
Конечно, ничего не появляется из ниоткуда, и, поскольку мы, люди, – относительно новый вид приматов, логичным было бы полагать, что наши древнейшие инфекционные болезни пришли к нам, слегка изменившись под действием эволюции, от других животных-носителей. Мы всегда понимали, что различия между зоонозными и незоонозными заболеваниями слегка искусственны и в основном зависят от времени. По строгому определению, зоонозными патогенами (на долю которых, как я упоминал, приходится около 60 процентов всех наших инфекционных заболеваний) называются такие, которые в настоящее время и многократно передаются между людьми и другими животными, а другая группа инфекций (40 процентов, в том числе оспа, корь и полиомиелит) вызывается патогенами, которые, очевидно, перешли к нашим предкам от каких-то других животных в прошлом. Возможно, сказать, что все человеческие болезни – зоонозные, будет уже слишком, но зоонозы действительно являются свидетельством инфернальной, примитивной взаимосвязи между нами и другими носителями инфекции.
Малярия – замечательный тому пример. В семейном древе Plasmodium, как показала молекулярная филогенетика в последние два десятилетия, четыре вида, которые поражают людей, находятся не на одной и той же ветви. Они находятся в более близком родстве с другими видами Plasmodium, заражающими других животных, чем друг с другом. На таксономическом жаргоне их называют полифилетическими. Кроме разнообразия рода как такового, это говорит еще и о том, что каждая из четырех плазмодий перекинулась на человека независимо друг от друга. Среди вопросов, занимающих исследователей малярии, есть и следующий: с каких животных они перешли на человека и когда?
Тропическая малярия, вносящая такой большой и печальный вклад в смертность и страдания по всему миру, привлекла особое внимание. Ранние молекулярные исследования показали, что у P. falciparum есть близкий общий предок с двумя видами птичьих плазмодиев, и, соответственно, этот паразит перебрался к людям от птиц. Следствие из этой идеи, основанное на логической дедукции, но не имеющее прямых доказательств, следующее: переход, скорее всего, случился всего пять