Наверху, в квартире, Альбер говорил Алине, чтобы она все оставила, как есть, что завтра прислуга все приберет, и увлекал молодую женщину в спальню, где она сильнее, чем обычно, ощутила, как приятно полагаться на спокойную уверенность в себе любовника, — уж Орланда-то точно этого чувствовал…

Пробудившись, Орланда решил провести ревизию своего имущества: так, можно ничего не готовить заранее — через две недели, при переезде, хлопот не будет. Проверив, хорошо ли закрыта дверь, и убедившись, что телефон отключен, он погрузился в учебники, а в половине первого, держа в руке корзину со снедью, встретился с Алиной.

— Странно, но вчера я не знал, что ты собираешь всю компанию.

— Это была импровизация — мы хотели утешить Альбера перед путешествием в Гонконг.

— Гонконг?

Алина объяснила. А потом вдруг — в порыве вдохновения — рассказала о придуманной степени родства.

— Папа? Ты обвинила папу?!

Он ржал, как безумный.

— Это вовсе не смешно!

— Еще как смешно!

— А мне вот просто дурно от ужаса. Только представь, что будет, если это дойдет до его ушей!

— Да ладно тебе! Неужто ты так мало доверяешь Альберу?

— При чем здесь доверие? Ты загоняешь меня в опасную ловушку — парижские знакомые, между прочим, тоже могут удивиться: «А что это за молодой человек посещает ее каждый день в обед?»

— В любом случае ты меня официально «признала». Кстати, заметь: сегодня ты все время говоришь мне «ты».

Алина густо покраснела.

— Не смущайся, дорогая! Что может быть естественнее, чем обращаться на «ты» к себе самой? В крайнем случае я могу назваться твоим кузеном.

— Да нет у меня никаких двоюродных родственников!

— Ни Дюшатель, ни твои коллеги проверять не пойдут.

— Если ты «вылупился» из моей души… — Она на секунду замолчала, осознав, что и правда называет его на «ты», повинуясь какому-то безотчетному, но могущественному посылу. Вздохнув, продолжила: —…Так вот, если уж ты отделился, какого черта вторгаешься теперь в мою жизнь?

— Не знаю, — просто ответил он. — Не могу по-другому, вот и все.

Они молча переглянулись.

— Но ты ведь тоже не в силах мне отказать?

Алина утвердительно кивнула.

— С нами случилось нечто суперстранное, ни ты, ни я не знаем законов сего физического явления: придется просто пережить все это, а там посмотрим, может, и название ему найдем.

— Это «нечто» спровоцировал ты! — заметила Алина, слегка покривив душой: накануне вечером она осознала, что в момент «расщепления» то, что управляло этим процессом, было неотъемлемой частью ее существа.

Орланда — вот же самодовольный нахал! — даже возражать не стал.

— Я этого хотел, не спорю, но вина-то — твоя, и ничья больше! Если бы ты меня слушала, а не подчинялась так тупо маме, меня бы здесь сегодня не было.

— Ты повторяешься! Но я не согласна…

— Еще бы ты была согласна! Но истина в том, что я исчезал из того, что ты называешь «тобой», по мере того как ты сама меня создавала, и эту связь между нами — какой бы обременительной ни было ее существование — глупо отрицать. Ты создавала меня, ничего о том не ведая, но я-то помню каждое мгновение.

Алина молчала.

— По правде говоря, — добавил Орланда, — у меня более выгодное положение: я о тебе знаю все, ты обо мне — ничего.

«Пока не знаю», — подумала Алина, сама не очень понимая, что имеет в виду.

Но чем, черт возьми, закончится эта история? Куда мы движемся? Одно было очевидно — Орланда живет мгновением, он видится с ней, когда сам того хочет, и радуется этим встречам, ничего не загадывая наперед. Алина вздрогнула.

«Кто-то прошелся по моей могиле!» — как любила говорить ее бабушка.

Итак, Альбер завтра уезжает? Орланда доедал, пребывая в мечтательной задумчивости. В его голове возникали планы — один другого заманчивей, — но он счел за лучшее не посвящать в них Алину… пока.

* * *

Проснувшись утром в пятницу, Поль Рено понял, что доволен собой: накануне вечером он здорово развлекся в гостях у друзей, многажды отметив про себя, что вовсе и не думает об очаровашке Люсьене. Он легко и весело, не чувствуя ни малейшего смущения, отвечал другу, с которым консультировался по поводу получения ученой степени лиценциата. На вечеринку пригласили прелестную молодую женщину (она жила одна после развода!) с явным намерением их свести, и он был с ней любезен, как истинно светский человек — безусловно обаятельный, но несвободный. «И почему я боялся состояния влюбленности?» — спрашивал себя Поль, бреясь и, естественно, не отдавая себе отчета в том, что думает только о Люсьене — несмотря на самогипноз.

Он вернулся домой, как обычно, и начал готовить ужин, а потом с изумлением обнаружил, что накрыл стол на двоих.

Разозлиться Поль Рено не успел: в дверь позвонил Люсьен.

* * *

— Ты что, так и не познакомишь меня с новоявленным братом? — спросил Альбер.

— Если захочешь — познакомлю, когда вернешься, — пообещала Алина.

* * *

В девять огромное авто папаши Бордье остановилось перед дверью, Альбер, тяжело вздыхая, сел и уехал.

В десять — в дверь позвонил Орланда.

Алина его ждала.

— Уф! — выдохнул он, обежав квартиру. — Как здорово оказаться дома!

Алина и глазом не моргнула.

Он бросил куртку на стул, портфель с учебниками — на стол, а сам плюхнулся на диванчик. Алина, молча наблюдавшая за ним, вдруг ощутила странную внутреннюю дрожь — это было как ураган без ветра, как крик без голоса, как воспоминание без картинки.

— Какая ты мужеподобная, — тихо прошелестела она.

Он взглянул на нее, громко смеясь:

— Ага! Ты все-таки помнишь!

Она покачала головой:

— Не знаю, почему я это сказала.

— Да потому, что мама тебе так говорила. Это поворотный момент в нашей истории. Ты меня узнала.

У Алины закружилась голова. Она села напротив Орланды и попыталась выглядеть непреклонной.

— Вы врываетесь в мою квартиру, как к себе домой, суете нос во все комнаты, бросаете шмотки, где попало.

Он прервал ее:

— Ты передергиваешь. Сама не веришь ни одному слову, которое произносишь. Этот дом принадлежит нам обоим, пусть даже я обитаю сейчас в теле, которое никогда здесь не бывало, и ты это знаешь. Ты без звука впустила меня в квартиру — потому что ждала, признайся! Отсутствие Альбера устраивает тебя и подходит мне.