быть введены посредством почти неощутимого укола, оставшегося незамеченным, и если жертва ничего не заподозрила, то ее уже не спасти.

Крейг сделал паузу, но никто не выказал ничего большего, чем обычное внимание.

– Яд, который я обнаружил, действует на концевые пластинки двигательных нервов. Результатом является полный паралич, но не потеря сознания и восприятия мира, так как не останавливаются ни кровообращение, ни дыхание – конечно, пока человек не умрет. Это один из самых сильных седативных препаратов, о которых я только слышал. Даже от самого незначительного количества этого вещества наступает смерть – от паралича дыхательных мышц. Эта асфиксия и озадачила коронера. Сейчас я введу мыши немного сыворотки из крови жертв.

Из коробки, о которой я упоминал ранее, он вынул белую мышь и при помощи шприца ввел ей сыворотку. Мышь даже не вздрогнула, настолько незначителен был укол, но, как мы заметили, ее жизнь начала угасать, причем мягко – без судорог и признаков боли. Ее дыхание просто остановилось.

Затем Кеннеди взял тыкву и соскоблил с нее ножом немного черной лакрицеподобной субстанции. Он растворил ее в чем-то вроде спирта и повторил свой эксперимент со второй мышью. Эффект был тем же самым, что и в первый раз.

Как мне показалось, никаких эмоций не проявил никто, за исключением разве что мисс Мэриан Уэйнрайт, которая негромко вскрикнула. Я принялся размышлять, была ли причиной ее мягкосердечность, или же нечистая совесть?

Все мы сосредоточенно наблюдали за действиями Крейга, а особенно доктор Нотт – он даже перебил его вопросом:

– Профессор Кеннеди, можно спросить? То, что первая мышь умерла точно так же, как и вторая, должно доказать, что в обоих случаях был использован один и тот же яд? И если это так, то сможете ли вы доказать, что на людей он влияет так же, как и на мышей, и что в крови жертв яда было достаточно, чтобы вызвать их смерть? Другими словами, я хочу развеять последние сомнения. Откуда вам известно, что яд, который вы обнаружили вчера вечером, добавив в кровь немного эфира, откуда вы знаете, что он вызвал асфиксию у жертв?

– Я экструдировал его из крови, стерилизовал и опробовал на себе! 

Короткий ответ Крейга поразил меня. Мы слушали, затаив дыхание и глядя на него во все глаза.

– Из образцов крови обоих жертв мне удалось извлечь в общей сложности шесть сантиграммов яда. Начав с двух сантиграммов как с малой дозы, я ввел его себе подкожно в правую руку. Затем я медленно увеличил дозу до трех и четырех сантиграммов. Они не дали заметных результатов, кроме разве что головокружения, усталости и чрезвычайно сильной головной боли, которая к тому же была и очень продолжительной. Но пять сантиграммов дали совсем иной эффект – они вызвали самое ужасное головокружение и усталость, а шесть сантиграммов (то количество, которое я извлек из образцов крови) заставили меня испугаться за свою жизнь.

Возможно, было неразумно делать себе настолько крупную инъекцию, к тому же в день, когда я так устал из-за напряжения, вызванного этим расследованием. Как бы то ни было, последний сантиграмм произвел больший эффект, чем предыдущие пять, и какое-то время я опасался, что из-за этого дополнительного сантиграмма мои эксперименты окончатся навсегда. В течение трех минут после инъекции головокружение возросло настолько, что я больше не мог толком ходить. А еще через минуту на меня навалилась такая усталость, и дышать стало так тяжело, что стало ясно – мне нужно ходить, размахивать руками, проявлять какую угодно активность. Легкие словно слиплись, а грудные мышцы ни в какую не хотели работать. Перед глазами все плыло, и вскоре я, спотыкаясь, ходил взад-вперед по лаборатории, держась за край этого стола, чтобы не упасть. Мне казалось, что я часами ловил воздух ртом. Все это напомнило мне о путешествии на Ниагару, там, в Пещере Ветров, воды в атмосфере было больше, чем воздуха. Судя по моим часам, в таком состоянии я пробыл всего лишь двадцать минут, но я никогда не забуду эти двадцать минут ужаса. Так что могу посоветовать вам: если у вас хватит глупости повторить мой эксперимент, то ограничьтесь пятью сантиграммами.

Доктор Нотт, я не могу сказать, сколько яда получили жертвы, но, должно быть, его было намного больше, чем принял я. Те, шесть сантиграмм, что я извлек из образцов крови, составляют всего девять десятых грана.[18] И вы видите, какой эффект они оказали. Полагаю, это отвечает на ваш вопрос?

Доктор Нотт был слишком ошеломлен, чтобы что-то сказать.

– Что же это за смертельный яд? – продолжил Кеннеди, предвосхитив любые вопросы. – Мне посчастливилось получить его образец в «Музее естественной истории». Он хранится в небольших тыквах-калабасах. Вот такая тыква. Обратите внимание на черное и хрупкое вещество, покрывающее стенки тыквы, как будто бы ее облили чем-то жидким и оставили сушиться. Впрочем, это, и правда, дело рук тех, кто производит этот яд посредством долгого и секретного процесса.

Крейг поместил тыкву на край стола, чтобы мы смогли увидеть ее. Но я почти боялся даже просто смотреть на нее.

– Известный путешественник, сэр Роберт Шомбург, первым привез ее в Европу, а Дарвин описал ее. Сейчас они продаются в фармакопее как лекарство, хотя, конечно, используется оно в очень малых дозах – как сердечный стимулятор.

Крейг раскрыл книгу на заранее помеченном месте.

– Лишь один человек в этой комнате поймет колорит одного происшествия, о котором я собираюсь прочитать – как пример смерти от подобного яда. В той части света, откуда этот яд появился, два туземца однажды отправились на охоту. Они были вооружены духовыми трубками, а их колчаны были наполнены бамбуковыми дротиками, наконечники которых были смазаны этим веществом. Один из туземцев прицелился и выстрелил, но промахнулся, и дротик, отскочив от дерева, упал на самого стрелка. Его спутник описал результат вот так:

Квакка вынул дротик из плеча. Не говоря ни слова, он вернул его в колчан и сбросил его в ручей. Отдал мне трубку, чтобы я передал ее его младшему сыну. Велел мне попрощаться за него с женой и жителями деревни. Затем он лег и больше не говорил. В его глазах не было никакого выражения. Руки он сложил на груди и медленно свернулся. Его рот беззвучно зашевелился. Я слышал, как бьется его сердце – сначала быстро, а затем медленно. Потом оно остановилось. Тот дротик с вурали был для Квакки последним.

Мы смотрели друг на друга, и наши мысли были охвачены ужасом. Вурали. Что это было? Среди нас было много путешественников, побывавших и на