Тедди попытался выяснить, что за люди, какие у них договоры, но это оказалось не просто: такие фирмы не особенно охотно хвастаются своими достижениями. Луке и тут обещал помочь.

– Найду, найду, будь уверен, плутишка… Даю слово – найду.

Вот и все новости. Правда, он успел поговорить с бывшим шефом Матса, Никласом.

– Жаль его, – сказал Никлас. – Блестящий работник. В последнее время очень много болел, чувствовал себя плохо. Депрессия, как я теперь понимаю. Все мы крепки задним умом.

Тедди ждал в баре. Сказал, что хочет поговорить с хозяином, и объяснил, по какому вопросу.

Прошло несколько часов. Все тело чесалось. Вокруг сидели игроки, уставившись в свои карты.

Думал о Саре. Вспомнил, как стоял в темноте у ее подъезда. Год прошел. Ребенок на руках, мужчина в доме. Она нервничала и хотела поскорее прервать разговор. Можно понять.

Рядом с ним на табуретку присел толстяк в темных очках. Неожиданно вложил что-то ему в руку и, не открывая рта, прошептал:

– Позвони, как сможешь.

Тедди разжал ладонь. Бумажка с номером телефона.

На следующий день он проснулся в пять утра. Ничего необычного – привык вставать в это время. Прошелся по старым кварталам Сольны. Мусорщики прибирали мостовые и тротуары.

Царство ворон и бомжей. Еще около часа – потом появятся люди.

Сара отвезла сына в ясли довольно рано. Малышу уже, наверное, полтора года. Тедди ощущал себя сталкером: ждал у ее дома. Потом шел за коляской метров четыреста. Замер – она открыла калитку и исчезла в зеленом деревянном доме.

И что особенного? Следить за кем-то – его хлеб насущный. Во всяком случае, последний год. Пора бы привыкнуть. Он был совершенно уверен, что именно сегодня никто не следит за ним. Несколько раз менял направления в метро, останавливался, выбирал редкие пустые переходы, останавливался, нырял в пожарные выходы.

Годы нисколько не отразились на ее внешности. Сразу понял, не успела она выйти из дома: совершенно не отразились. Такое же светлое лицо, сияющие глаза… он представил, как она возится в кухне с ребенком на руках, и на губах та же ласковая улыбка, которую он видел три… нет, уже четыре года назад в тюремной комнате для посещений. Последний раз, когда Тедди видел ее вблизи.

Она работала надзирательницей, он «работал» заключенным. Она влюбилась в него, а он просто с ума сошел. Отношения, вначале робкие, достигли такой силы, что она решила уволиться с работы. «Я не могу выполнять свои обязанности, у меня роман с заключенным», – прямо объяснила Сара начальству.

Тедди ее понимал, но от боли никуда не скроешься. Он понимал ее решение умом, но не сердцем.

Но они продолжали встречаться. Она посещала его регулярно, они каждый день говорили по телефону, писали друг другу длинные письма – планировали будущее…

Сара даже занялась его делом – начала докапываться, что именно стояло за похищением, искать концы – пока, наконец, все не оборвалось так же внезапно, как и началось.

После освобождения он искал ее, пытался дозвониться, но она была непреклонна: мы не должны видеться. Никогда больше.

Тедди подошел к ней – к единственной женщине в его жизни, которую он по-настоящему любил.

– Привет, Сара.

Джинсы, черная кожаная куртка. Вдруг сообразил: он даже не знает, работает ли она по-прежнему надзирательницей в какой-нибудь тюрьме.

– Тедди? А ты что здесь делаешь?

Они так и стояли друг напротив друга. Никаких объятий, рукопожатий, жестов – застыли, как соляные столбы.

– Мне надо с тобой поговорить.

– Ты меня выслеживал?

– Нет-нет… то есть да, конечно. Я тебя поджидал.

Сара отступила на несколько шагов. Прислонилась к низкому заборчику яслей.

– Пожалуйста, я тебя очень прошу… мне надо с тобой поговорить, – повторил он.

Она понемногу успокоилась. Приподнятые в защитном движении плечи опустились.

– Приятно видеть, что ты в порядке.

– В большем порядке, чем когда бы то ни было. Я работаю, у меня квартира… жизнь продолжается. А ты как?

– Прекрасно. Я теперь работаю в университете. Занимаюсь наукой, так сказать.

– По-прежнему криминология?

– Вот именно, – она даже улыбнулась.

– Звучит интересно. Наверное, тебе подходит…

Как много он хотел бы ей сказать… но нет. Дело есть дело.

– Тут одна штука… думаю, ты не очень расположена обсуждать со мной подобные истории, но спросить я все-таки должен.

Сара оглянулась. Детишки в легких оранжевых жилетиках высыпали наружу под присмотром хлопотливых фрекен.

– Спросить что?

– Сын Матса Эмануэльссона арестован по подозрению в убийстве.

– Что? Того самого… которого ты похитил?

– Да… и он попросил меня ему помочь.

– О, черт… значит, эта история опять закрутилась.

– Закрутилась, – кивнул Тедди. – И как-то она связана с той, старой… только я пока не пойму как. Я знаю, ты… в те еще времена… пыталась разобраться, почему я сделал то, что сделал. Девять лет назад. И тебе не надо ничего говорить, я и так знаю. Знаю: кто-то на тебя наехал и заставил не только бросить это дело, но и порвать все связи со мной. Так ведь?

Лицо Сары неуловимо изменилось. И Тедди не надо было объяснять, что с ней произошло.

Страх. В глазах ее он ясно прочитал страх.

– Ты же сам все сказал. И раз ты это понимаешь, значит, понимаешь, почему я не могу с тобой говорить. Я уже не одна, у меня есть сын. И есть мужчина.

– Конечно, понимаю. И вовсе не хочу на тебя давить.

Сара пригладила волосы. Рука так и осталась на лбу.

– Не знаю, Тедди… Просто не знаю.

– Решать тебе.

– Я подумаю.

– Подумай, – он вручил ей приготовленный клочок бумаги со своим номером.

Они пошли вдоль забора. Детский гомон постепенно утих.

– Твой сын… сколько ему?

– Год и семь.

– А имя?

Сара замедлила шаг.

– Его зовут Эдвард.

– Красивое имя.

Они отошли довольно далеко. Детские голоса уже не слышны.

– Да… но я называю его Тедди.