Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Топстар»… вы слышали что-нибудь? Думаю, нелегальный покерный клуб… От пяти до девяти лет тому назад. Может, существует и сейчас, только под другим названием.
Ребята уставились на него.
– Ты что, Тедди? Нам тогда было чуть больше десяти, – сказал Никола. – Но могу спросить у Юсуфа, может, он знает. Сам фишкует чуть не каждую ночь. Мы его даже выручали позавчера… каким-то лохам приснилось, что он шельмует.
Они вышли на воздух.
Никола и Хамон собирались прошвырнуться по городу.
– Хамон хочет посмотреть на часики, – подмигнул Никола. – Динь-динь.
Тедди хорошо помнил себя в их возрасте. Машина. Золотая цепь на шее. И, конечно, часы. Куда соваться с твоей кооперативной квартирой и зарплатой с отчислениями на пенсию, если у тебя нет настоящей машины и солидных часиков?
Он обнял Николу. Тот же запах, что и много лет назад, когда Тедди иногда приходилось играть роль бэбиситтера. Сколько лет тогда было Николе? Три? Он ни за что не хотел отпускать любимого дядю. Тедди ложился рядом, боясь свалиться с узкой кроватки. Ложился и отворачивал голову, словно боялся своим дыханием похитить у малыша столь необходимый ему кислород.
Он обернулся. Тот же парень в куртке с капюшоном. Он был совершенно уверен – тот же самый, что шел за ним на станции метро.
– Кстати, Никола, – он положил племяннику руку на плечо. – Можешь помочь мне с одним делом?
У Николы загорелись глаза. И у Хамона тоже. Когда еще представится случай показать себя? И не кому-нибудь, а живой легенде, близкому другу самого Исака.
– За мной хвост. Не знаю, полиция или кто-то еще. Видите того парня в куртке?
Они пошли к площади.
Правила игры изменились: обычно Тедди вел слежку, теперь следили за ним.
Прошли Королевский сад. Черешни у фонтана цветут так, будто хотят поскорее забыть зимнюю спячку. И все равно – самый скучный парк в Стокгольме, а должен бы быть образцом. Какой-то умник в управе распорядился: все аллеи забиты одинаковыми ларьками, торгующими леденцами и пивом в акриловых стаканах. «Эспрессо Хауз», пиво в акриле… можно подумать, что стокгольмцы ничего так не жаждут, как тоскливого однообразия.
Парень держался на расстоянии. Почти профессионал. Но не совсем.
Они шли к «Галерее», классическому торговому центру с выходом на площадь Сергеля.
Тедди неожиданно свернул на поперечную улицу. Реерингсгатан.
– Что дальше? – Никола вопросительно посмотрел на дядю. – Что ты хочешь?
– Поговорить, – коротко бросил Тедди.
Они, не торопясь, прошли метров пятьдесят до въезда в многоэтажную парковку и остановились перед лифтами. Тедди повернулся к молодым людям, дал им подробные инструкции, нажал кнопку «вверх» и сел в лифт.
Из кабины хорошо слышны шаги бегущего по лестнице парня. Он то и дело останавливался: видимо, старался на слух определить, на каком этаже остановится Тедди.
Двери с музыкальным звоночком открылись. Парковка забита машинами.
Он встал у лестничного проема.
Через шесть секунд дверь с лестницы открылась.
Идиот.
Парень вздрогнул, увидев физиономию Тедди в тридцати сантиметрах от собственной. Длинные ресницы, короткая армейская стрижка. Нос кривой – видимо, после перелома.
В гараже не было ни души.
– Ну и какого хрена тебе надо?
Глаза у парня чуть не вылезли на лоб.
– Э-э-э… – Он молниеносным движением развернулся и бросился бежать.
Что ж, на сцене появился еще один идиот – сам Тедди.
Он рванулся в погоню.
Парень в куртке был в хорошей форме. Тедди перепрыгивал через четыре ступени и все равно не мог его догнать. И уже задохнулся. Серые бетонные стены, мелькающая в нескольких метрах фигура. Зачем-то накинул капюшон.
Он постарался прибавить шагу – не помогло. Расстояние не сокращалось. И еще не хватало поскользнуться – можно и шею сломать.
Остался один пролет, и Тедди сменил стратегию.
Остановился. Дышал, как после стометровки.
Звуки шагов исчезли.
Ну что ж, все равно должно сработать. У него же не было намерения замочить этого сопляка. А Никола и Хамон получили подробные инструкции.
– Оставайтесь здесь. Если он выйдет, наверняка направится туда, откуда его послали. Проследите, узнайте, что это за контора. Поняли?
– Что тут не понять…
– И меняйтесь местами. То один ближе, то другой. Иначе он вас засечет.
Никола расплылся в восторженной улыбке.
Ровно через семь секунд парень в куртке вышел из гаража.
Эмили с матерью ужинали молча. Странная история… Мать обычно засыпала ее вопросами. И Эмили отвечала – весело и бойко, хотя бы для того, чтобы удержать отца в хорошем настроении.
Но не сегодня. Отца за столом не было, и это напоминало им прежние времена.
Треска с вареной картошкой, хреном и растопленным маслом. Вкусно.
Кухня выглядела как всегда. Если в Стокгольме стало чуть ли не признаком хорошего тона менять кухонную мебель каждые три года, родители Эмили пока держались.
– Зачем менять победивший проект? – похохатывал отец. – Я построил кухню вот этими руками.
Деревянные панели, рабочий стол из нержавейки. Терракотовая плитка за плитой и мойкой. Год 1995-й. Эмили тогда было девять лет.
На десерт: фондан[45] на сверкающей лужайке из малинового желе. Мама и в самом деле постаралась. Но Эмили уже не могла смотреть на еду.
– Ну, расскажи же, что у вас происходит?
Мать положила ложку на тарелку.
– Что это ты вдруг заинтересовалась? В последние несколько недель от тебя не было ни слуху ни духу.
– Закопалась в работе. Ты же знаешь. Бывает.
– Разговор занимает пять минут, не больше. Нажала кнопку, пока ждешь ланча, и позвонила. Или пока в туалете сидишь. Или вам в вашем «Лейонс» даже пописать запрещено?
– Не запрещено. Но я не писаю – слишком много времени отнимает.
Эмили надеялась, что мать засмеется шутке. Но куда там! Собрала с ничего не выражающим лицом посуду и начала сосредоточенно размещать ее в посудомойке.
– Пойду поищу его, – Эмили встала. – Начинается документальный фильм – «Йончёпинг ночью».
Ночью, собственно, и не пахло. Конец мая, на улице светло как днем.
Она взяла велосипед и покатила к центру. Окна крытого стадиона «Киннарпс Арена» сияли, будто их вымыли пять минут назад. Они с отцом ходили сюда на футбол. У них был абонемент, самый дешевый, в голубом секторе. Стоячие места. Если отец был в форме.