просматривается какой-то эгоистичный мотив, и, щадя себя, вы даже на мгновение не задумываетесь над тем, что я переживаю или как воспринимаю ваше пренебрежение и равнодушие. Предполагаю, что вы сочтете мои слова неподобающими женщине, но я привыкла изъясняться до конца. Если хотите, вы можете считать мои слова неподобающими женщине. Для меня не имеет значения.

– Нет, я только считаю, что вы жестоки, как я уже сказал вам в прошлый раз. Возможно, не намеренно жестоки. Вы как будто заставляете меня делать признания, которые ни в чему не приведут, как если бы вы заставляли меня обнажить рану ради удовольствия посмотреть на нее, без намерения исцелить ее.

– Я мешаю вам обедать, Роберт, не обращайте внимания на то, что я говорю. Вы не съели ни куска.

– Я зашел сюда только за чашкой кофе. – На лице Роберта отразилось волнение.

– Разве это не чудесное место? – заметила Эдна. – Я так рада, что оно никем не обнаружено. Здесь так спокойно, так славно. Вы заметили, сюда ни одного звука не доносится? Оно далеко от всех дорог, и от трамвая здесь надо пройти приличное расстояние. Но я не против того, чтобы идти пешком. Мне жаль женщин, которые не любят ходить, они так много упускают, им не хватает многих ценных наблюдений за жизнью. А мы, женщины, так мало знаем о жизни в целом. Кофе у Катиш всегда горячий. Не знаю, как ей это удается здесь, на открытом воздухе. А когда Селестина приносит кофе из кухни в гостиную, он уже холодный… Три куска сахара! – Эдна всплеснула руками. – Как вы можете пить его таким сладким? Возьмите кресс-салата к отбивной, он такой пряный и хрустящий. К тому же здесь есть такое преимущество, как возможность покурить за кофе. А в городе… Вы не собираетесь курить?

– Потом, – ответил Роберт, положив сигару на стол.

– Кто вам ее подарил? – засмеялась Эдна.

– Сам купил, – буркнул Роберт. – Наверно, я становлюсь легкомысленным. Купил целую коробку.

Эдна приняла решение больше не говорить о личном и не смущать Роберта. Кошка, подружившись с молодым человеком, вспрыгнула ему на колени, пока он курил сигару. Роберт погладил ее по шелковой шерстке и сказал ей несколько ласковых слов. Он посмотрел, что за книжку читала Эдна. Сам он уже читал этот роман и рассказал Эдне, чем все кончится, чтобы избавить ее от необходимости одолевать весь текст.

И снова Роберт проводил Эдну до дома. Они добрались до «голубятни» только в сумерках. Эдна не просила своего спутника задержаться, и он был ей благодарен за это, поскольку это позволило ему остаться без всякого предлога, о котором у него не было желания думать. Роберт помог Эдне зажечь лампу; потом она прошла в свою комнату, чтобы снять шляпу и сполоснуть лицо и руки.

Когда Эдна вернулась, Роберт не занимался изучением картин или журналов, как в прошлый раз, а расположился в тени, в задумчивости откинув голову на спинку кресла. Эдна задержалась на секунду рядом со столом, раскладывая книги. Потом она прошла к месту, где сидел ее гость. Она согнулась над подлокотником его кресла и позвала:

– Роберт, вы спите?

– Нет, – ответил он, поднимая на нее глаза.

Эдна наклонилась и поцеловала молодого человека очень нежным поцелуем, чувственное жало которого проникло в самую глубь его существа. Потом она отодвинулась от Роберта. Он потянулся к Эдне и крепко обнял ее. Она подняла руку к его лицу и прижалась щекой к его щеке. Этот жест был полон такой любви и нежности! Роберт снова отыскал губы Эдны. Потом потянул на диван рядом с собой и взял ее руки в свои.

– Теперь вы знаете, – заговорил он, – с чем я боролся начиная с прошлого лета на Гранд Айл, из-за чего уехал и почему вернулся.

– Почему же вы боролись против этого? – спросила Эдна. Лицо ее сияло.

– Почему? Потому что вы были несвободны, вы были женой Леонса Понтелье. Я не мог не любить вас, даже если бы вы были десять раз его женой…

Эдна положила руку на плечо Роберта, потом коснулась его щеки, слегка погладила ее. Он снова поцеловал ее. Лицо его пылало.

– Тогда, в Мексике, я все время думал о вас и очень скучал.

– Но не написали мне, – возразила Эдна.

– Что-то заставляло меня думать, что вы небезразличны ко мне, и я сходил с ума. Я забыл обо всем, кроме своей дикой мечты, что каким-то образом вы станете моей женой.

– Вашей женой!

– Религия, преданность – все отступает, если вы любите.

– Тогда вы должны были забыть, что я жена Леонса Понтелье.

– А-а, я был безумен, мечтая о невозможных вещах, вспоминая мужчин, которые дали свободу своим женам. Нам приходилось не раз слышать о таких вещах.

– Да, нам приходилось слышать о таких вещах.

– Я вернулся, переполненный неясных намерений. И когда я оказался здесь…

– Когда вы оказались здесь, вы даже близко ко мне не подошли!

Эдна продолжала гладить Роберта по щеке.

– Я понял, какой же я паршивец, что мечтал о таком, даже если вы и хотели бы этого.

Эдна взяла лицо Роберта обеими руками и заглянула ему в глаза так, как будто хотела никогда не отводить больше своих глаз. Она целовала его в лоб, глаза, щеки и губы.

– Вы были очень, очень глупым мальчишкой, когда говорили о том, что мистер Понтелье отпустит меня. Я больше не являюсь имуществом мистера Понтелье, которым он распоряжается или не распоряжается. Я отдаюсь тому, что сама выбираю. Если бы он должен был сказать: «Эй, Роберт, возьмите ее и будьте счастливы. Она ваша», я бы посмеялась над вами обоими.

Лицо Роберта слегка побледнело.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

Стук в дверь прервал их разговор. Старая Селестина пришла сказать, что прибежала служанка миссис Ратиньоль и передала, что Адель умоляет миссис Понтелье прийти к ней немедленно.

– Да-да, – сказала Эдна, поднимаясь, – я обещала. Скажите ей, пусть подождет, я пойду с ней.

– Разрешите мне пойти с вами, – попросил Роберт.

– Нет, – ответила Эдна, – я пойду со служанкой.

Она прошла в свою комнату и надела шляпу, потом вернулась и снова села на диван рядом с Робертом. Он не шевелился.

Эдна обвила руками его шею:

– До свидания, мой любимый Роберт. Скажите мне «до свидания».

Молодой человек поцеловал Эдну, и страсть прорывалась сквозь его ласки, как никогда прежде. Роберт притянул Эдну к себе.

– Я люблю вас, – прошептала она. – Только вас, никого, кроме вас. Это вы разбудили меня прошлым летом от долгого сна. О!