Я-то полагаю, что лучше бы они инвестировали свои деньги в разумные компьютерные программы, чем в такие рекламные кампании, или хотя бы позаботились о том, чтобы их свиные котлеты не были настолько насыщены водой, что на сковороде они всякий раз сжимаются до миниатюрного издания. Но если объявление с Йонасом потом появится, мы всё равно вставим его в рамку и повесим на стену.

Федерико мучила совесть, что он не поговорил с нами заранее, и он предложил передать нам купон. Но этого я, разумеется, тоже не захотел. Мы сошлись на том, что на часть своего выиграша он накупит продуктов для деликатесного ужина и пригласит нас. В конце концов, он увлечённый повар-любитель.

«Ты ведь не будешь ничего иметь против, если будет кто-то ещё? – спросил он. Кого он при этом имел в виду, он не хотел говорить. И так было даже лучше, а то бы я, пожалуй, тут же отказался от нашей договорённости.

117

Я до сих пор не пришёл в себя от неожиданности. Если процитировать Гёте, то: «Где упала любовь, там трава не растёт».

(Да, Йонас, я знаю, что эта цитата не из Гёте. Должно быть, это расхожая шутка).

(Что Ты, конечно, знаешь. Пока Тебе исполнится восемнадцать, ты успеешь услышать от меня это изречение ещё сто раз).

Но я ведь хотел записать то, что произошло вчера: когда мы явились втроём, дверь нам открыл вовсе не Федерико. А Макс! На ней был повязан кухонный фартук, и она приветствовала нас с такой церемонной вежливостью, как будто она была хозяйкой, пригласившей нас в гости. «Мы, к сожалению, ещё не вполне управились с ужином, – сказала она. – Пожалуйста, устраивайтесь удобно. Мы уже скоро». Этот тон домохозяйки, который ей вообще не подходит, она выдерживала потом весь вечер. В каждой второй фразе, которую она говорила, появлялось слово «мы». Она походила на супругу-собственницу, которая демонстративно убирает пушинку с пиджака своего мужа.

Федерико живёт не в холостяцкой каморке, как можно было бы ожидать от такого крутого типа, а занимает вполне традиционную меблированную четырёхкомнатную квартиру, тяжёлая дубовая стенка и всё такое. Эта квартира досталась ему после смерти родителей, и с тех пор он едва ли что-нибудь менял в обстановке. Если бы не гигантский плазменный телевизор, здесь можно было бы чувствовать себя отброшенными на двадцать лет назад. Насколько я его знаю, это никак не связано с ностальгией, просто у него никогда не было времени присмотреть себе новую мебель. Когда после рабочего дня он приходит домой, то предпочитает ещё пару часов посидеть за лэптопом и повозиться с программами. Если, конечно, не занят походом в бар, чтобы снять себе очередное женское существо.

Хотя: дело выглядит так, что в этом отношении у него что-то изменилось. Совместное приготовление еды тогда у нас явно имело тяжёлые последствия. Как нарочно он и Макс! Оба весь вечер так назойливо ворковали друг с другом, что я не мог по-настоящему насладиться едой, притом что Федерико действительно первоклассный повар. Он наколдовал четыре смены блюд, а в конце тирамису – да такое вкусное, что я пропустил мимо ушей протест Хелен и скормил Йонасу пару ложек. Федерико был очевидно горд тем, что нам всё так понравилось. Невзирая на кухонный фартук, я не мог представить, что Макс так уж много ему помогла. До сих пор она знала лишь один рецепт: берёшь мужика и позволяешь ему пригласить тебя в дорогой ресторан.

Федерико, кстати, называет её не Макс, а Майя. Мне она никогда не называла своего настоящего имени.

118

Хелене действительно следовало бы предупредить меня. Она уже давно знала про них двоих, но клятвенно пообещала подруге ничего мне не рассказывать. Макс боялась, что я попытаюсь разлучить их с Фредерико. Что, у меня действительно такой мерзкий характер?

Пожалуй, мне придётся привыкнуть, хотя бы ненадолго, что у Йонаса теперь есть не только крёстный, но и крёстная. Хотя я не могу себе представить, что у них это надолго. У неё ещё никакие отношения не продержались дольше пары дней (или ночей), а уж он всегда был одиночкой со сменной ответной стороной.

(Когда Тебе будет восемнадцать, никто и понятия не будет иметь, что это такое – одиночка. Но я с удовольствием объясню Тебе доисторические выражения из времён Твоих родителей).

Федерико во всяком случае убеждён, что нашёл в лице Макс превосходную женщину. Он мне признался в этом на обеденном перерыве – да так смущённо, что поперхнулся своим сэндвичем. Прежде всего, сказал он, его удивляет её интеллект. Или что уж он там за него принимает, когда она забрасывает его иностранными словами из последней лекции. Боже мой! Неужели такой знаток женщин мог и впрямь пойматься на удочку этой Зигмунды Фрейд. Я бы пожелал ему что-нибудь менее сложное.

С другой стороны, что она в нём находит, мне куда более понятно. Федерико действительно симпатичный человек, и с юмором. После всех мух-однодневок, что до сих пор резвились в её постели, он должен казаться ей ответом на все её молитвы.

По моему мнению они совсем не подходят друг другу. Но, может, считает Хелене, именно это и может сработать. Противоположности притягиваются, или, как в их случае, оттягиваются. Если в итоге, как я предсказываю, из этого ничего не выйдет – Макс-то уже привыкла к разочарованиям в своей личной жизни. А Федерико легко найдёт себе другую.

Пока что он верит, что Макс и он созданы друг для друга самим небом. Кончится ещё и тем, что мне придётся быть у них свидетелем на свадьбе. И это было бы, как Хелене теперь цитирует после той долгой кино-ночи, «предложение, от которого я не смогу отказаться».

Она считает, что как хорошие друзья мы должны бы достойно отпраздновать новое партнёрство и могли бы одновременно отблагодарить их за их приглашение. Это была бы и хорошая возможность, считает она, провести разведку в Метрополе перед тем как мы окончательно решим, праздновать ли там нашу свадьбу. И в четверг мы идём.

119

Наш свадебный обед мы закажем где-нибудь в другом месте. Мы только что вернулись из Метрополя, и я всё ещё зол как чёрт. Но Йонас заслуживает медали.

Я посмотрел на их сайте, когда они открываются вечером, и заказал столик на пятерых на самое раннее время, поскольку, естественно, Йонаса мы брали с собой. Во-первых, беби-ситтера трудно найти, а во-вторых, после его болезни мы неохотно выпускаем его из поля зрения. Когда мы пришли ровно в 18:30, мы были ещё единственными посетителями. Для такого снобистского ресторана, как я понял сегодня, это середина второй половины дня. Тогда я не понимаю, почему они вообще уже открылись. Но с ребёнком, которому по-хорошему вскоре уже пора спать, прийти позднее не получится.

К тому же они ещё и не хотели пускать нас с Йонасом. Метрдотель, олух в полосатых штанах, этак свысока объяснил нам, что сюда не принято приходить с младенцами. При этом слово «младенцы» у него звучало как «тараканы». Потом он всё же смилостивился и провёл нас к нашему столу. Детского стула у них, разумеется, не было, так что мы по очереди держали Йонаса на коленях. И когда Хелене попросила у этого задавалы мисочку и ложку для принесённой готовой кашки Йонаса, то он принёс их с демонстративным неудовольствием. На серебряном подносе, но с лицом как у тухлой селёдки. Собственно, тут бы нам следовало встать и уйти, но всегда не хочется устраивать сцену. Глупо, конечно.