Дэвид шел впереди меня, освещая путь фонарем. Сейчас отважный рыцарь снова выглядел как испуганный угловатый подросток с бледным лицом, на котором, казалось, даже веснушки выцвели.

Мы обнаружили общие душевые и туалеты. Оба помещения были выложены синей кафельной плиткой, грязной и покрытой пятнами плесени. Здесь точно никто больше не станет мыться. Потом мы зашли в просторную комнату отдыха, служившую одновременно и раздевалкой. Вдоль стен стояли шкафчики для одежды, а в центре возвышался большой стол, вокруг которого стояли стулья. Это было первое помещение, которое выглядело хоть сколь-нибудь обжитым – вероятно, за счет окон в потолке, через которые проникал угасающий дневной свет. Здесь все выглядело не столь запущенным, как наверху. Хотя на полу тоже валялись мусор и листья, но столы, стулья и шкафчики пребывали еще в относительно неплохом состоянии. Даже обвитые паутиной навесные замки на многих шкафчиках выглядели не таким заржавевшими, как арматура, лежавшая на полу.

На задней стене даже висели школьная доска (на которой кто-то нацарапал мелом «Пошел ты!», стенные часы (давно, естественно, остановившиеся), фото-календарь «Машины и девушки – 1995», а также доска для игры в дартс.

– Возможно, он был здесь, – сказала я, испугавшись собственного голоса в гулкой тишине помещения.

Дэвид с любопытством перелистывал календарь.

– С чего ты взяла? – пробормотал он, бросив на меня беглый взгляд.

– Не знаю. Просто такое чувство. Иногда я вижу больше, чем другие, помнишь?

Взглянув на моего спутника, я поняла, что мои слова он мог истолковать двояко.

– Нет, Дэвид, у меня нет галлюцинаций. Просто я синни.

– Синни, – повторил он. – Точно.

Он больше не задавал вопросов. Я была этому рада, боясь, что он скажет что-нибудь лишнее.

– Есть люди, воспринимающие больше, чем другие, – пояснила я.

Еще не закончив говорить, я нашла источник своих предчувствий. Это было то же самое, что я обнаружила на листке, лежавшем в комнате Кевина. Сначала я сомневалась, имеет ли это значение, но потом услышала внутренний голос, на сей раз свой собственный: «Подойди ближе, Дора! Тебе ничто не бросается в глаза?»

На шкафчиках для одежды были прикреплены черные таблички с белыми номерами от одного до семидесяти. И я вдруг обратила внимание на номер шестьдесят шесть. Он находился чуть справа от меня, и я тут же нашла подкрепление своей интуиции.

– Вот! – крикнула я. – Это сделал Кевин, готова поспорить!

Дэвид быстро подошел ко мне, и я показала ему пририсованную мелом третью шестерку. Шестьсот шестьдесят шесть.

– Шестьсот шестьдесят шесть. Это число Кевин много раз написал на листке, лежавшем на его письменном столе. Бесчисленное число раз.

– Число Зверя, – подтвердил Дэвид.

– Что?

– Iron Maiden[16], на которых он так запал. Кевин обожал хеви-метал.

– Дьявол, – повторила я, глядя на три шестерки.

При этом я инстинктивно сделала шаг назад, наступив на что-то мягкое. Испуганно взглянув на пол, я вскрикнула. Это была мертвая крыса, от которой остались только голова, клочки шерсти да скелет. Хвост был обгрызен до основания, а во внутренностях копошились жирные черви.

Меня замутило, я зажала рот и помчалась в ближайший туалет. Успела как раз вовремя – меня вывернуло наизнанку несколько раз, пока горло не начало гореть. Я едва устояла на ногах от слабости. Потом вернулась к Дэвиду. Он проявил достаточно такта, чтобы не последовать за мной. Мне пришлось придерживаться рукой за стену – так сильно кружилась голова. Колени все еще дрожали.

– Ну как ты?

– Ничего, сойдет.

Подойдя к тому месту, где лежала крыса, я ничего не увидела.

– Не беспокойся, – сказал Дэвид, – я закинул ее в угол и прикрыл бумагой. Просто не смотри туда.

– Спасибо, – сказала я хриплым голосом.

Стараясь не думать о мертвой крысе, я подошла к шкафчику с номером 666 и взялась за навесной замок. Он был заперт. Я потрясла его.

– И не думай, я уже пытался, – вмешался Дэвид, разведя руками. – Чем бы сломать проклятую штуку?

– Там, на лестнице, лежали какие-то металлические прутья. – Я указала в сторону коридора. – Может, попробуем взломать с их помощью? Он не слишком прочный, как мне кажется. Ты ведь все еще мой рыцарь или уже нет?

Дэвид состроил гримасу, постаравшись изобразить улыбку:

– Если Кевин действительно скрывается от того, кого называет дьяволом, и если он спрятал в этом шкафчике что-то… Не лучше ли поставить в известность полицию?

– Так и поступим. Но потом, когда выясним, что спрятано в шкафчике. Без доказательств они нам не поверят. Если шкафчик окажется пустым, а рядом буду стоять только я, то и тебе никто не поверит. Не забудь, для полиции я всего лишь фрик! Сумасшедшая, которая видит мертвых. Нельзя, чтобы и с тобой такое произошло.

Мне показалось, что в его глазах мелькнуло нечто похожее на восхищение.

– Ты очень мужественно это воспринимаешь.

– Ничего другого мне не остается. Только доказать им свою правоту, чтобы они изменили свое мнение обо мне.

– Ладно, – сказал Дэвид, подняв фонарь и держа его так, будто готовится атаковать. – Сейчас белый рыцарь отправится в пещеру дракона и принесет оттуда железный прут. А бледная принцесса может пока немного отдохнуть на стуле. Извини, но ты выглядишь так, будто только что блевала.

– Ты мне тоже нравишься, – парировала я, усмехнувшись. – Поторопись, на улице уже ночь.

Он пошел к двери, еще раз обернулся и встал в позу Шварценеггера «I'll be back!». После чего исчез за углом.

Я выдвинула из-под стола один из стульев, вытерла с него вековую пыль и села. Потом снова посмотрела на запертый замок и потерла виски. Меня по-прежнему мучила тошнота. Головные боли вернулись, горло горело. Я жалела, что не взяла с собой чего-нибудь попить.

После того как шаги Дэвида стихли, наступила полная тишина. Доносились только порывы ветра, проникавшие через отверстия в потолке. Пульс перестал стучать у меня в висках, лишь когда мне удалось навести некоторый порядок в мыслях. И тут снова нахлынули воспоминания…

Я поднимаюсь вверх по лестнице в комнату Кая, где он за дверью, украшенной веселым клоуном, по-прежнему кричит как резаный:

– Мама! Хочу ма-а-аму!

В моей голове все становится темно-красным от злости. Звонок Беаты включил пусковую кнопку. Я клянусь себе, что никогда больше не подойду к телефону. Чертова предательница! Ненавижу ее за то, что она сделала. Почему она сразу не вырвала мне сердце из груди и не потопталась на нем? И Бена ненавижу. Он не считал серьезным то, что было между нами, а только играл моими чувствами. Если бы он был хоть как-то заинтересован во мне, то разве стал бы клеить мою бывшую подругу в мое отсутствие?