Толкнув мертвого врага ногой в живот, Баррелий повалил того на пол и выдернул у него из горла копье. После чего перепрыгнул через бьющуюся в агонии жертву и ворвался внутрь башни.

Что бы ни задумал выживший островитянин – сопротивляться или сбежать, – ван Бьера не устраивало ни то, ни другое. Этот свидетель нашего вторжения в Кернфорт должен был умереть также, как его приятель. И чем быстрее, тем лучше.

Несмотря на то, что браннеры мечтали оставить свой пост, они были готовы к тому, что кондотьеры могут вернуться и попытаться отбить у них арсенал. И когда кригариец очутился в караулке, Лоррох – это ему повезло не нарваться на копье, – уже схватил один из лежащих на полу, взведенных арбалетов.

И вновь судьба благоволила Лорроху! Положи он арбалет на стол или на полку, и брошенное Баррелием копье поразило бы его, прежде чем он успел бы обернуться и выпустить стрелу. Но хойделандеру пришлось нагнуться, чтобы подобрать оружие – аккурат в тот самый миг, когда копье находилось в полете. Поэтому оно не пробило ему нагрудник, а пронеслось над ним и ударилось в стену. А когда он выпрямился, у него в руках уже был арбалет.

Смекнув, что оплошал, ван Бьер ухватил за край подвернувшийся под руку стол. И, поставив его на попа, укрылся за ним, словно за щитом. Вовремя! Пускай монах промазал, но пролетевшее мимо Лорроха копье заставило его вздрогнуть и отскочить в сторону. Это дало Баррелию лишнее мгновение на то, чтобы соорудить себе укрытие, ведь от арбалетного болта он при всем старании не уклонился бы.

Стол был сколочен из грубых, плохо подогнанных друг к другу досок, между которыми зияли щели толщиной в палец. Зато все доски были толстые. Пробив одну из них, болт застрял в столе, с которым монах, однако, не захотел расставаться. Продолжая прикрываться им, ван Бьер подхватил его за ножки и попер на врага. А враг на сей раз схватил уже два арбалета – по одному в каждую руку, – благо, те были готовы к стрельбе.

Перед тем, как Баррелий налетел на Лорроха, тот всадил ему в щит еще две стрелы. Одна из них также застряла в древесине. Зато вторая попала в щель промеж досок и, прошив стол навылет, угодила монаху в живот…

…Его спасло лишь то, что на нем был широкий пояс из толстой кожи, который растерявший убойную силу болт уже не пробил. Но все равно, стукнул он ван Бьера чувствительно.

Отбросив арбалеты, Лоррох схватился за топор. Но кригариец припер его щитом к стене и продолжил напирать плечом на щит, не давая врагу воспользоваться оружием. В то время, как у самого Баррелия правая рука оказалась свободной. И в ней тут же появился выхваченный из ножен «эфимец».

Щели в столешнице, сквозь которые хойделандер едва не пристрелил монаха, больше не являлись для него угрозой. Наоборот, теперь они играли ему на руку. Прицелившись так, чтобы острие меча угодило в одну из них, ван Бьер нанес удар на уровне вражеского солнечного сплетения. Бил он изо всех сил, и все же клинок вошел в щель не до конца, а примерно на две трети. Где и застрял, плотно зажатый краями досок.

Впрочем, этого хватило, чтобы две пяди эфимской стали пробили стол, затем нагрудник Лорроха, потом – его ребра и в итоге проткнули ему легкое.

Прижатый и вдобавок почти приколотый к стене островитянин заорал, захрипел, и его сопротивление стало ослабевать. А кригариец, будучи не в силах ни выдернуть меч, ни вонзить его глубже, взялся раскачивать его вверх-вниз, кромсая вражескую рану и выпуская из нее все больше крови.

От нестерпимой боли Лоррох заорал еще громче, но вскоре его крик ослаб и перешел в хриплое бульканье. После чего замолкло и оно. И когда хойделандер умолк и начал мешком оседать на пол, только тогда Баррелий отступил и позволил ему упасть. Вместе со столом, пришпиленным к нему «эфимцем».

Мне было велено оставаться снаружи и ждать дальнейших распоряжений, поэтому я наблюдал за схваткой одним глазом, с опаской заглядывая в дверь. Я бы не удивился, кабы после такого боя ван Бьер забыл обо мне на какое-то время. Но он вспомнил про меня сразу, как только угомонил Лорроха и, упершись ногой в перевернутый стол, принялся вытаскивать застрявший в нем меч.

– Иди сюда, парень! – окликнул меня кригариец. – Хватит торчать на виду у всех, а то мы и так подняли чересчур много шума.

Я собрался было перешагнуть через валяющееся на пороге тело с распоротой глоткой, но тут услышал позади знакомые скулеж и причитания.

Ах да – Марви!

Следя за Баррелием, я запамятовал о нашем пленнике. А он был все еще здесь. Сжавшись у стены в комок и закрыв голову руками, Марви был так напуган, что у него, похоже, отнялись от ужаса ноги. Или он утратил рассудок. Или с ним случилось то и другое сразу. Иными словами – нормальная реакция для ребенка, узревшего, как кригариец прокладывает себе путь по вражеским телам.

Нормальная для всех, кроме меня. Да, я тоже мог бы обмочиться сейчас от страха. Но это были не первые враги Баррелия, которых он прикончил на моих глазах. И сегодня, чтобы упасть в обморок, мне требовалось нечто большее, чем парочка упавших передо мной, изрубленных трупов.

– Эй, ты! – окликнул я Марви. Прекратив всхлипывать, он посмотрел на меня исподлобья и заелозил по земле, пытаясь отползти подальше. – Все, ты свободен! Спасибо за помощь! А теперь вставай и проваливай туда, куда шел!

– Ага, знаю я таких, как вы! Я пойду, а вы выстрелите мне в спину! – проскулил бывший пленник, вновь ставший простым беженцем.

– Из чего мы в тебя выстрелим, ты, идиот! У нас же нет ни луков, ни арбалетов! – Мои нервы и так были на взводе, и глупое препирательство с Марви грозило вот-вот вывести меня из себя.

– Значит, вы кинете в меня копье или нож! – не унимался он. – Знаю я таких как вы, ага!

– А-а-а, закопай тебя Гном! – не выдержал я. Мне должно было польстить, что говоря «такие, как вы», Марви приравнял меня к кригарийцу. Вот только я почему-то не ощущал по этому поводу ни малейшей гордости.

Махнув на дурака рукой, я оставил его наедине с его страхами и поспешил в караулку, к Баррелию.

– Закрой дверь! На засов! – распорядился он, завидев меня.

Я торопливо сделал так, как было велено. Для чего мне сначала потребовалось убрать валяющийся на пороге труп. Весил он немало, но, благо, тащить его было совсем недалеко. И я, ухватив его за ноги, с кряхтеньем и сопеньем заволок мертвеца внутрь башни. После чего захлопнул дверь и водрузил на место увесистый засов.

Ван Бьер не оставил живых свидетелей, которые могли знать, где Вирам-из-Канжира и что вообще здесь творится. Но это не означало, что в караулке не было улик, способных пролить свет на происходящее в Кернфорте. Их поиском и занялся монах. А я, разобравшись с дверью, поднял валявшийся на полу табурет и плюхнулся на него, дабы перевести дух.

– Неправильно мы поступили. Надо было нам дать Марви немного золота, – заметил я с укоризной, наблюдая, как кригариец вытряхивает на пол содержимое найденных в караулке сумок.

– Это еще зачем? – спросил он, вороша носком сапога рассыпанные перед ним манатки.