– Чаще бывает намного хуже. Так что возьми себя в руки, парень, и не распускай сопли, – ответил ван Бьер на мой вопрос. – Поверь, этим людям еще повезло, что их отпускают, а не угоняют в рабство. Это, кстати, доказывает, что хойделандеры лютуют в городе с иными целями, а не ради обычного грабежа. Потому что в противном случае они ни за что не отказались бы от захвата рабов.

– И как долго мне к такому привыкать? – Я все-таки не выдержал и отвернулся после того, как избивавшие беженца головорезы устали и размозжили ему голову моргенштерном. – Сколько лет ты сам привыкал ко всему этому?

– А кто сказал, что я привык? – хмыкнул кригариец. – Вряд ли к такому вообще можно привыкнуть… если, конечно, ты нормальный человек, а не животное, любящее насиловать все, что шевелится. Это не привычка, парень, а обычное здравомыслие, не более. Вероятно, я смогу прекратить здешний бедлам, добравшись до Чернее Ночи и выяснив с ним отношения. Но я совершенно точно не остановлю резню, если выхвачу меч и брошусь очертя голову на тех браннеров… А теперь пойдем, попробуем достучаться до твоего банкира Штейрхоффа, пока его тоже не подвесили за ноги с выпущенными кишками. Да и Вирам-из-Канжира, чую, будет околачивается где-то там…

Идти к замку Штейрхоффов по главным улицам было слишком опасно. И по другим улицам – тоже. И не только по ним, но и по закоулкам. Но поскольку, раз уж мы здесь очутились, стоять на месте нам было нельзя, а прыгать по крышам мы не умели, пришлось из всех путей выбирать наименее опасный.

То есть закоулки.

В этой части города – его протертой и засаленной изнанке, если можно так выразиться, – тоже сегодня царил бардак. Но здесь он хотя бы выглядел естественнее, чем на некогда чистых улицах. Помимо обычного хлама вроде дырявых ящиков, рассохшихся бочек, сломанных телег, прелой соломы, навозных куч, рваных, гнилых шкур и тому подобного нынче сюда добавилась разбитая мебель. До сей поры я не ведал, что швыряние из окон мебели – традиционное развлечение погромщиков и разорителей городов всего мира. Точно также, со смехом и шутками, погромщики выбрасывали мебель из окон и во время бунтов черни в городах Канафира, и при разграблении эфимскими легионами столицы Промонтории Альермо, и во время свержения союзом Ста Браннов короля хойделандеров Ногарра Белобрового…

…Но особое наслаждение погромщики испытывают, когда вдогонку мебели вышвыривают из окон ее хозяев. Желательно – целыми семьями, включая немощных стариков и грудных младенцев. Правда, вышвыривают их обычно не в закоулки, а на улицы. Туда, где и зрителей собирается больше, и камни мостовых для этого подходят куда лучше, чем мягкая унавоженная грязь задних дворов. Видимо, поэтому там, где мы шли, нам попадались в основном трупы, убитые всяческим оружием, а не разбившиеся при выпадении из окон. Но они нам не мешали. А вот застрявшие между домами шкафы и кровати порой заставляли нас буквально прорубаться через эти заторы.

Начало нашего путешествия по закоулкам выдалось обнадеживающим. С ближайших улиц до нас долетали вопли и грохот, но в здешних грязных лабиринтах нам навстречу не попадалось ни души. Лишь однажды мы наткнулись на огромного облезлого пса, но ему было не до нас – он с упоением обгладывал ногу истыканного стрелами, мертвого кондотьера. Оскалившись и зарычав, пес, однако, быстро сообразил, что мы не посягаем на его добычу, и позволил нам пройти мимо. Или же он прочел в глазах хищника-кригарийца, что лучше ему, псу, не проверять, кто из них двоих зубастее. Прочел и принял этот безмолвный совет к сведению, дав понять, что некоторые собаки бывают посмышленее людей.

Встреча с псом-людоедом заставила меня поволноваться. Но эта нервотрепка не шла ни в какое сравнение с той, которую мне еще предстояло пережить.

Обернувшись в очередной раз, Баррелий и я обнаружили, что шагах в тридцати позади за нами следуют люди. Узость закоулка вынуждала их идти друг за другом, и потому сосчитать их не представлялось возможности. Но если прикинуть на глаз, то было этих людей не меньше полутора-двух десятков. Их латы были покрыты накидками кондотьеров, и все они держали в руках оружие и щиты.

Откуда они взялись, мы не заметили. Видимо, их отряд свернул на эту дорогу из какого-нибудь проулка. Также непохоже, что кондотьеры нас преследовали, потому что они не приказывали нам остановиться и бросить оружие. Их отряд шел за нами в том же темпе, что и мы – быстрым шагом, – вот только куда, поди угадай…

– Спокойно, парень! Не дергайся, – велел мне Баррелий. – Мы их явно не интересуем. Я и ты не похожи на хойделандеров – скорее, на ищущих своих родственников горожан. Так что если нас спросят, кто мы такие и что тут забыли – так и ответим. Усек?

Не знаю, за кого кондотьеры приняли бы ван Бьера, не будь с ним ребенка, но на горожанина он слабо походил. Как бы то ни было, он не намеревался бежать или прятаться. И правильно делал – это сразу вызвало бы подозрение. А так мы всего-навсего шли с городской стражей одной дорогой. И вообще могли считаться союзниками, ибо воевали с общим врагом.

Куда спешил отряд, выяснилось довольно скоро.

Баррелий и я не могли все время идти одними закоулками, так как зачастую они сворачивали не туда, куда нам было надо. Дабы не сбиться с пути, мы искали новые маршруты, ради чего порой выходили на свет и пересекали улицы.

Трижды нам удалось сделать это, не привлекая к себе внимания. Но на четвертый раз мы угодили в затруднительное положение. Прямо по нашему курсу была маленькая площадь, где, судя по воплям, топоту и звону мечей, кипела нешуточная битва. Ее шум напомнил мне резню во дворце, и я вмиг расхотел бежать в том направлении. Также, как Баррелий, который выругался и замедлил шаг, несмотря на то, что кондотьеры почти наступали нам на пятки.

– Давай-ка лучше уступим им дорогу, – велел монах, после чего оттащил меня за плечо к стене и сам отошел туда же. – Видимо, они спешат на подмогу своим. Вот и пусть бегут себе дальше. А мы…

Наверное, он хотел сказать «а мы поищем другой путь», но не договорил. Потому что внезапно все стало для нас еще хуже, хотя, казалось бы, куда еще-то!

Как выяснилось, закоулок выходил в тыл целого бранна находящихся на площади хойделандеров. А, может, и нескольких браннов – навскидку было не определить. Как нельзя было определить и то, за что они сражаются и с каким успехом. Но так или иначе, а за своим тылом островитяне приглядывали внимательно. И заметили приближающегося оттуда противника еще на подходе.

Едва с площади в закоулок хлынула орущая толпа, кондотьеры сразу выстроились в оборонительный порядок, перегородив щитами проход и ощетинившись копьями. А мы внезапно оказались на пути другой угрозы. Да такой, встреча с которой не обещала нам ничего хорошего. Ибо опьяненные вином, беспределом и кровью браннеры могли пустить под нож кого угодно, не задавая лишних вопросов.

Однако хвала кригарийцу – он не растерялся и принял единственно верное для нас сейчас решение.

– Сидеть! – скомандовал он мне, будто собаке. И когда я притаился за штабелем дров, ван Бьер шагнул на середину закоулка, повернулся лицом к браннерам, выхватил меч и, указывая им на кондотьеров, заорал: