– Рамзан, что ты этим хочешь сказать?

Старейшина думал, что мы заюлим от его полупрямых намеков и начнем оправдываться, но, не увидев того, чего ждал, сам заюлил, боясь прямым заявлением обвинить и обидеть меня.

– Да нет, я ничего такого не хочу сказать, тем более обвинить вас, товарищ майор, но все-таки факт пропажи вещей имеет место, и это сделали военнослужащие федеральных сил. И вы как комендант несете определенную долю ответственности за это, тем более что у моего парня записаны все номера машин.

– Рамзан, у нас с тобой впереди еще много дней, когда придется решать много хитрых, возможно, неприятных вопросов и общих проблем. А мне совсем не нравится, что наше сотрудничество начинается с «непоняток». Я не собираюсь от тебя скрывать, да еще и оправдываться перед тобой в том, что мои подчиненные тоже ездили в деревню и тоже забирали оттуда продукты, посуду и постельное белье. Это во-первых. Во-вторых, я сейчас поеду и арестую твоего, как ты говоришь, пацана: арестую его на том основании, что он вел разведку за нашими подразделениями, и передам его в особый отдел – пусть они с ним там пообщаются. Я думаю, это будет и для тебя не совсем приятное воспоминание от общения с карательными органами. Ну а в-третьих: не тебе, мой дорогой, определять степень моей ответственности.

– Товарищ майор, – Рамзан протестующе замахал руками, – ваших машин в том списке нет, а если вы, то есть ваши солдаты, взяли посуду, постельное белье и продукты из домов, то мы не в обиде. Мы понимаем, что солдатам это необходимо в быту каждый день. Так что пользуйтесь всем этим на здоровье и не обижайтесь, если я что-то не так сказал.

Я сделал задумчивое лицо:

– Ну, если наших машин нет, то тогда сами решайте, что делать с остальными номерами. Хочу даже больше сказать: мы знали про эти три дома, но никому об этом не говорили, чтобы не возникало никаких соблазнов. И еще: за кустами стоит грузовая машина «ГАЗ-53». Мои офицеры ее отремонтировали, домашние вещи аккуратно выгрузили, а машину несколько раз использовали для подвоза воды.

Рамзан на минуту задумался:

– Хм, у нас в деревне ни у кого не было «ГАЗ-53», может, пойдемте посмотрим.

Чеченец несколько раз обошел вокруг машины, заглянул в кузов и разворошил домашние вещи, потом уверенно заявил:

– Нет, это не наша машина.

– Ну, вот видишь, Рамзан, вполне возможно, к грабежу приложили руку и твои земляки из других деревень, но ты с ними разбирайся сам. Машину я тебе отдаю, вместе с аккумулятором и заправленную бензином, так сказать, жест доброй воли. А завтра в восемь часов утра приведешь всех остальных к блокпосту, я хочу с ними познакомиться.

Вечером Рамзан пришел с водителем голубого фургона, и они, погрузив домашние вещи, уехали в деревню.

В восемь часов утра семь чеченцев стояли в пятидесяти метрах от блокпоста, а сзади них виднелся голубой фургон.

– Рамзан, я ведь приказал построить только людей, машину я уже видел, – пошутил я, но, увидев мрачное лицо старейшины, спросил: – Что случилось?

– Борис Геннадьевич, из Алхазурово лесом пришел знакомый и сообщил моему односельчанину, что вчера от авиабомбы полностью погибла его семья. Как раз водителя фургона. У меня к вам просьба – договоритесь с начальником блокпоста у Алхазурово, чтобы его с машиной пропустили туда.

– Почему именно с машиной?

– По нашим законам надо хоронить до захода солнца. Если ехать через Старые Атаги, потом по трассе Грозный – Баку и в горы, то получается крюк в сто пятьдесят километров, да еще проверки на блокпостах сколько времени отнимут – не успеет. А через Алхазурово он через час будет на месте.

Я задумался: связываться с этим делом мне очень не хотелось, не хотелось ехать на блокпост 166-й бригады и договариваться о пропуске машины. Не исключал я и того, что чеченцы, вполне возможно, использовали меня втемную в своей игре, и мне это тоже очень не нравилось.

Я подошел к водителю, он вчера угонял машину от нас, и Рамзан представил его мне: имя я не запомнил, только фамилию – Музаев. Водитель был внешне спокоен, но вчера, когда я его видел, и сегодня – это были два разных человека. Его лицо, и так худое, за ночь осунулось еще больше, красные глаза лихорадочно блестели, а руки жили своей беспокойной жизнью: то и дело застегивали и расстегивали пуговицы на рубашке, непрерывно поправляли брючный ремень, а то вздымались к голове и теребили волосы. По моей команде он открыл фургон, и я, убедившись, что там ничего нет, тщательно осмотрел в угрюмом молчании и всю машину. Ничего не обнаружив, я повернулся к Музаеву:

– Как это произошло?

Чеченец поднял руку к горлу и с силой помял его, как будто хотел прочистить, несколько раз хрипло кашлянул и отвернул лицо от меня, но я успел увидеть скатившиеся из глаз слезы. Я не торопил, а справившись с собой, он хриплым голосом рассказал:

– Вчера днем над деревней пролетел один– единственный ваш самолет и скинул всего одну бомбу, которая попала в дом моего брата. Там жила и моя семья, которую я завтра хотел перевезти сюда. Полностью погибла семья брата, брат, моя жена и пятеро моих детей. Пришел из Алхазурово знакомый, рассказал, что никто не может решиться собрать все, что осталось от моих. Просят, чтобы я сам пришел и соскреб их со стен. – Музаев стиснул зубы и со свистом втянул в себя воздух. – Помогите, товарищ майор, я сейчас бы собрал останки, к вечеру вернулся обратно и похоронил бы их на кладбище.

Я тяжело вздохнул. Придется помочь.

– Ладно, поехали. Только сразу же хочу предупредить: попробую договориться, но если начальник поста упрется, то я давить на него не стану. Все-таки он офицер другой части.

Я на своем БРДМ, сзади голубой фургон, через полчаса подъехали к блокпосту 166-й бригады, который расположился в пятистах метрах от окраины Алхазурово и перекрывал дорогу. Представившись старшему лейтенанту комендантом соседней деревни, я в нескольких словах объяснил ситуацию и попросил пропустить машину через его пост. Начальник поста внимательно посмотрел на меня, потом на стоявших в отдалении Рамзана и Музаева.

– Нет, пропускать никого не буду.

Я сделал еще одну попытку нажать на старлея и добился лишь частичного решения вопроса: он согласен пропустить чеченца, но без машины. На большее он не шел. Пожав плечами, я отошел к чеченцам:

– Начальник поста согласен пропустить, но без машины.

Музаев сверкнул глазами, а Рамзан возмущенно всплеснул руками.

– Борис Геннадьевич, я пойду поговорю с ним тоже, – Рамзан решительно направился к старшему поста и, возбужденно размахивая руками, начал его уговаривать.

Некоторое время я наблюдал за ними, потом повернулся к Музаеву:

– Когда похоронишь, в лес уйдешь – мстить?

Чеченец тяжело вздохнул и с тоской произнес:

– А что мне остается делать?

Через пять минут вернулся Рамзан и сокрушенно развел руками: