– Странно, что он оставил такое богатство без охраны! – заметил Гельд. Беспечность Вебранда, у которого набитую сокровищами усадьбу защищал десяток рабов, казалась ему удивительной с самого начала. Прямо-таки невероятно! – Он ведь знает, что у него много врагов. Как мог он уйти и не позаботиться о безопасности своего дома?

Хагир бросил ему согласно-понимающий взгляд: он тоже успел об этом подумать. Но Фримода ярла сомнения не смущали.

– Самоуверенность губит! – наставительно провозгласил он. – Старый волк так уверен, что весь Морской Путь дрожит от его имени, и даже не позаботился о настоящей охране. Думал, никто не посмеет явиться в его логово! Вот подарочек его будет ждать, когда он вернется!

– Может быть, вас тоже ждет подарочек! – пробормотала какая-то старуха, из угла наблюдавшая за торжествующими победителями. – И вы еще дождетесь!

Гельд пригляделся: уж не ведьма ли это? В ее сдержанном голосе было что-то такое нехорошее, что ему стало тревожно. Женщина куталась в плащ, будто ей холодно, и время от времени покашливала. Прочие челядинцы, прислуживая незваным гостям, то и дело оглядывались на нее. Как видно, она занимала тут особое место, но и на хозяйку не походила. Одеждой ей служили потертая овчинная накидка и рубаха из грубого холста, не лучше, чем у прочих служанок. Однако опытным взглядом торговца Гельд заметил у нее на шее зеленые стеклянные бусы ценой в десяток куниц. Для рабыни слишком роскошно. И даже если Вебранду пришла блажь украшать рабыню драгоценностями из своей добычи – почему же только этой? Видно, неспроста.

– Что ты имеешь в виду, диса ожерелий? – спросил он. – Какой подарочек нам приготовил уважаемый хозяин этих мест?

– Придет время – узнаешь! – Женщина без страха, с откровенной злобой глянула прямо ему в лицо. – Все узнаешь!

Гельд встретил ее взгляд, и у него перехватило дыхание. Глянь на него драконья морда из-под этого серого вдовьего покрывала, он и то не был бы так потрясен. В лице женщины, в ее беспокойном движении ему померещилось что-то настолько знакомое, забытое, но знакомое, что пол гридницы дрогнул под ногами и просел – Гельд падал в какие-то забытые глубины времени, прошлого собственной судьбы. Он вспомнил ее сразу: это лицо лежало в памяти чистым и незапылившимся, будто они расстались только вчера. Не веря самому себе, Гельд вглядывался в черты женщины, которая сидела к нему вполоборота, всем видом выражая враждебность и нежелание с кем-либо разговаривать. Не может быть…

Вцепившись в край скамьи, он пытался вернуться на прежнее место во времени и пространстве. Это она. Этого не может быть, но это она. Каждое лицо слишком неповторимо, чтобы даже через пятнадцать лет плавания по человеческому морю его можно было спутать с другим. Этого не может быть… почему, собственно, не может? Гельд шарил в памяти в поисках довода против. Тогда, пятнадцать лет назад, перед Битвой Чудовищ, в которой фьялли с самим Торбрандом конунгом во главе разбили последнее войско квиттов… Перед битвой кюна Далла, вдова Стюрмира конунга, находилась в усадьбе Речной Туман, где собиралось войско. Это Гельд знал точно, потому что сам видел ее там. А после битвы вернуться в усадьбу, захваченную фьяллями, он не мог и не знал, куда делась эта женщина… Тогда у него были совсем другие заботы. Само собой разумеющимся казалось, что она попала в плен к Торбранду конунгу… Стой, так ведь Эрнольв Одноглазый, года три-четыре спустя встреченный на летнем торгу в Эльвенэсе, рассказывал, что ее нашли мертвой, что он сам ее хоронил… Вот почему этого не может быть!

Перед глазами Гельда встало лицо Эрнольва ярла: изуродованное багровыми рубцами, с прикрытым левым глазом. «Хоть Асвальд тогда и ругался – ну, ты его знаешь, – а все равно неладно получилось! Вдову конунга, хотя и побежденного, надо не так бы хоронить!» – слышался Гельду его низкий, уверенный голос. Эрнольв ярл сам присматривал за погребением кюны Даллы. Но все же это она, живая. Не может быть на свете двух настолько одинаковых женщин. Как же Эрнольв… Постой… Ни Эрнольв, ни другие фьялли не знали кюну Даллу в лицо. Ее опознали по платью… Эрнольв говорил, что золотые украшения, даже золотое обручье при мертвом теле остались, и еще удивлялся, зачем же ее убили, если не ограбили. Но в лицо ее никто там не знал. Тролли знают, что и как там вышло, кого там похоронил великодушный Эрнольв ярл. Но женщина, которая сейчас сидит в углу и кутается в плащ, безусловно звалась когда-то кюной Даллой, дочерью Бергтора из рода Лейрингов, женой и вдовой последнего настоящего конунга квиттов, Стюрмира Метельного Великана. Это так же верно, как то, что он сам, Гельд сын Рама, сидит сейчас перед ней.

Гельду хотелось окликнуть ее, назвать по имени, напомнить о себе, но он не смел. Душа переворачивалась: эта женщина, которую он когда-то так хорошо знал, и в таком положении: за морем, в чужом племени, в чужом доме… в рабстве. Как она ушла от фьяллей, как попала сюда? Нарочно ли Торбранд конунг продал ее… Нет, этого не может быть! Он умен и хорошо понимает, какую ценность она может представлять… Да и Эрнольв знал бы… Годы жестоко ее изменили: сейчас ей должно быть под сорок, но лицо ее без следа утратило былую мягкую миловидность, черты высохли и заострились, в них появилось что-то старушечье, злобное, изжитое… Где она, ее прежняя надменная величавость, которую она так искусно умела напускать на себя? В душе ее никогда не было истинного величия и благородства, а все притворное годы и злоключения, конечно, сорвали с нее, как ветер срывает мертвые желтые листья с ветвей… Теперь это усталая, озлобленная, отчаявшаяся женщина, одинокая, никому не нужная… Где же ее сын, хотелось бы знать? И знает ли это хотя бы она сама?

Память, привязанность к собственному прошлому тянула Гельда к этой женщине – он всегда бывал рад давним знакомым и с удовольствием подавал руку даже прежним неприятелям. Но сейчас он не смел напомнить Далле о былом: эта перемена в ней казалась ужасной и отталкивала. Уж ей-то совсем не так будет приятно встретить человека, когда-то знавшего ее в блеске богатства и почестей.

Но почему же она его не узнала? Он-то не так уж сильно изменился. Как говорили многие, даже меньше, чем люди обычно меняются за пятнадцать лет. Но она не узнала его, в этом он был уверен. Никакого признака узнавания не мелькнуло в ее глазах. Далла непритворно забыла человека, рядом с которым когда-то прожила целый месяц… и которого даже полюбила ненадолго той умеренной любовью, которую только и могла уделить кому-то кроме себя самой. Но что он ей, тот месяц, после которого началось новое нашествие и жизнь ее рассыпалась прахом? То время давно испарилось из ее памяти. Эта женщина по-прежнему сосредоточена только на себе и не слишком внимательно вглядывается в лица вокруг.

Загадка тайного злорадства, которое Гельду виделось в лице бывшей кюны (ему все время думалось «бывшей Даллы»), разрешилась довольно скоро. После ужина незваные гости старого Вебранда стали устраиваться на ночлег. Когда большинство угомонилось, двоим хирдманам понадобилось прогуляться до отхожего места. Они вышли из дружинного дома во двор, и лежавшие возле дверей еще некоторое время слышали их шаги и голоса. И вдруг тишину прорезал дикий крик. Сперва никто ничего не понял и даже не поверил ушам; но тут же крик повторился. Кричал один из ушедших; в голосе была не тревога, как при виде врага, а неудержимый ужас, необъяснимый и неожиданный.