— Сколько? — спросила Минни, когда Дэниел закончил считать.

— Сто тридцать семь фунтов и шестьдесят три пенса.

— Хорошо, вот, положи их обратно, а пятерку оставь себе. Спасибо, что хорошо поработал.

Дэниел так и сделал. Он сидел по-турецки и смотрел на пятифунтовую банкноту.

— Ты быстро все сосчитал. Уверен, что правильно?

— Уверен. Хочешь пересчитать?

— Потом. Но я тебе верю. Ты смышленый парень, тебе нужно больше стараться в школе.

Дэниел пожал плечами и залез на диван, чтобы улечься на спину, закинув руки за голову, лицом к Минни.

— Твоя учительница говорит то же самое, что, когда она тебя спрашивает, ты всегда отвечаешь правильно, но что ты еще ни разу не дописал до конца экзамен или тест. И домашнее задание или задачи, которые она тебе дает, ты тоже не доделываешь. Почему так?

— Да зачем это надо?

Минни вдруг погрузилась в раздумья. Она подняла подбородок и стала смотреть на огонь.

— Подумай о своей матери и об отце, если ты его помнишь, — тихо сказала она, не отрывая взгляда от камина. — Они прожили хорошую жизнь?

Прежде чем пожать плечами, Дэниел подождал, пока она повернется и посмотрит на него.

— Ты размышляешь о том, что будет, когда ты вырастешь? Кем ты себя представляешь?

— Я хочу жить в Лондоне.

— И чем заниматься? Кем бы ты хотел работать? Только давай без карманников.

— Не знаю.

— Чего ты хочешь: зарабатывать много денег, помогать людям, работать на свежем воздухе?

— Зарабатывать много денег.

— Значит, ты мог бы стать банкиром. Работать в Сити, на Флит-стрит…

— Не знаю.

Она замолчала и снова отвернулась к камину. На улице уже стемнело, и огонь вместе с ее лицом отражался в оконном стекле.

— Если мы посмотрим на твою жизнь, как она есть сейчас, то мы увидим, что ею управляет закон, правильно? Ты точно бывал в суде намного чаще меня, и закон решил, что для твоей безопасности тебе лучше жить отдельно от своей родной семьи. Может быть, из тебя получится хороший юрист? Тогда у тебя будет право голоса во всех подобных случаях, и ты сможешь неплохо на этом зарабатывать.

Дэниел выдержал ее пристальный взгляд, но ничего не сказал. С ним еще никто так не беседовал. Никто не говорил ему, что он будет выбирать свою судьбу.

— Денни, ближайшие несколько лет будут самыми важными в твоей жизни. На следующий год ты перейдешь в среднюю школу. Если ты хорошо сдашь экзамены, перед тобой откроются все двери. Все двери, запомни! Поверь, ты сможешь работать в Лондоне и делать все, что захочется. Моя крошка, Делия, была совсем как ты. Смышленая до невозможности. Всегда «отлично» по всем предметам: по математике, английскому, истории. Она хотела стать врачом. И стала бы, обязательно…

Минни смотрела на огонь. Идущий от камина жар прогрел комнату, и щеки у нее стали красными и блестящими.

— А что нужно, чтобы стать юристом?

— Просто хорошо учиться в школе, лапушка, а потом поступить в университет. Подумай обо всех тех, кто тебя унижал. Вот будет им урок! Если ты закончишь университет и станешь юристом…

Она хихикнула себе под нос, безотрывно смотря на огонь, а потом грузно поднялась, чтобы налить еще порцию джина.

— Подумай, как мама стала бы тобой гордиться.

Дэниел лежал на диване, наблюдая, как потягивается Блиц: морда в ковер, задние лапы вверх. Он вспомнил своего последнего приемного отца, как тот держал его за плечи и шептал «подлый выродок», а потом дружка матери, который надавал ему пощечин и обозвал «слабоумным скотом»: Дэниел принес ему неверную сдачу из магазина, куда тот отправил его за бумагой для самокруток. Он перевел дыхание.

— Значит, просто хорошо учиться в школе?

— Да, для начала. И я не стала бы тратить время на этот разговор, если бы не была уверена, что у тебя получится. Но я знаю, какой ты смышленый. Ты еще всем им покажешь.

Минни вышла из комнаты, и Дэниел услышал, как она наливает на кухне джин. Его кожу согревало тепло от камина, а сказанные ею слова грели внутри. Он чувствовал себя сильным, в хорошем смысле. Ощущения были такие же, как когда он кормил скотину.

Снова рухнув в кресло, Минни пролила на кофту немного джина и затерла брызги ладонью.

— Значит, если я стану юристом, то смогу помогать мальчикам оставаться с мамами? — спросил Дэниел.

— Ну, лапушка, юристы бывают разные. Одни занимаются семейным правом, и если тебе это интересно, то это и выбирай. Другие работают в крупных компаниях, третьи — с уголовными преступниками или с недвижимостью… помогают людям покупать дома.

— То есть это как в «Суде Короны»? Я буду выступать перед судьей?

— Да, и это тоже. У тебя прекрасно получится.

Дэниел на секунду задумался, прислушиваясь к треньканью льда в бокале.

— Можно включить телик?

— Давай. Сними пластинку, но аккуратно, не поцарапай. Вспомни, как я тебя учила.

Он спрыгнул с дивана и осторожно поднял иглу с пластинки. Потом убрал диск со штыря, как ему показывала Минни, держа обеими руками за ребро, чтобы не захватать пальцами, и старательно засунул в конверт.

В доме был старый черно-белый телевизор с круглой рукояткой для переключения каналов. Дэниел покрутил его, нашел комедию и опять забрался на диван.

— Тебе нужен цветной телик, — сказал он.

— Да неужели? Мне что, деньги девать некуда? Вот станешь богатым юристом, тогда и купишь нам цветной телевизор.

Она подмигнула ему, и Дэниел улыбнулся. При мысли о том, что он останется здесь на долгие годы и это будет его дом, внутри у него разлилось тепло. Он свернулся калачиком на диване и стал смотреть «Вас обслуживают?»[29]Не все шутки были ему понятны, и он не смеялся над ними, а только улыбался, краем уха слушая треск камина и позвякивание льда в глубине комнаты. Он — в безопасности, вот как он определил свое ощущение. С ней он был в безопасности, несмотря на то что она была пьяницей, плохо водила машину и от нее странно пахло.

Когда сериал закончился, Блиц попросился на улицу, и Дэниел открыл ему заднюю дверь. Потом пес вернулся, Дэниел запер дверь на задвижку и взял печенюшку из жестяной банки. Минни сидела в гостиной, с пустым стаканом, вся в слезах.

Он смотрел на нее, и ощущение тепла меркло. Она таращилась в телевизор, но Дэниел мог поспорить, что она ничего не видит. На ее лице отражался серый свет. Дэниел подошел к камину и встал к нему спиной, чувствуя, как ему припекает голени.

— Ты в порядке? — спросил он ее.