– Аки пчела, – сухо кивнула я.

– Знаешь, Света, Татьяна Александровна – удивительный человек, – продолжала тараторить Сретенская, – как я ни приду – она постоянно работает. И так у нее это хорошо получается, сразу видно, что человек на своем месте! А алиби моего мужа все-таки фальшивое, – резко перекинулась в другую степь Виолетта. – Вы бы проверили его еще раз, Татьяна Александровна.

– А у вас самой-то алиби есть? – недружелюбно процедил Барсуков. – Что это вы все на мужа стрелки переводите? Что-то уж больно рьяно.

Виолетта от неожиданности округлила глаза, потом развела руками и со вздохом бросила:

– Безобразие!

– И в самом деле, Виолетта Михайловна, – вмешалась я. – Вы вот мужа обвиняете, а как у вас дело обстоит с алиби? Раз уж я проверяю всех, значит, и вас.

– Я была дома! – воскликнула Виолетта.

– Это правда, – с серьезным видом произнесла Платонова. – Я могу это подтвердить, если хотите, официально. Я приезжала к ней и даже оставалась ночевать как раз в ту ночь.

– Как раз в ту, – недоверчиво покосился на обеих женщин Барсуков. – Понятно.

Было видно, что он со скепсисом относится к словам Виолетты и Светланы. Тем не менее больше он ничего не сказал по этому поводу. Более того, он решительно встал и произнес:

– Мне пора.

Однако я жестом попросила его остаться.

– В ту ночь – это когда? – уточнила я.

– С восьмого на девятое марта, – ответила Платонова. – Мы вместе отмечали праздник…

– Да, вот так приходится двум молодым женщинам отмечать свой праздник, – манерно вздохнула Виолетта. – Вдвоем, совсем одним, без мужского внимания. Ах, куда же в наше время подевались настоящие мужчины?

Я решила, что пора прекратить этот бред.

– Виолетта Михайловна, давайте-ка лучше поговорим о вас, – твердо начала я.

– Давайте! – тут же охотно согласилась тоскующая по мужскому вниманию Сретенская.

– В первую очередь меня интересует, по какому праву вы третировали Маргариту Серебрякову? – я в упор взглянула на Сретенскую, и Барсуков теперь посмотрел на нее с удивлением и интересом.

– Я? – в замешательстве переспросила Виолетта.

– Вы, вы, – подтвердила я. – Все эти ваши дохлые крысы, проколотое колесо и прочая мерзость. Только не пытайтесь отрицать свою вину, она очевидна. И я легко могу это доказать.

Глаза Виолетты забегали, потом она опустила взгляд в пол.

– Просто эта женщина хотела иметь то, чего не заслужила, – скороговоркой пробормотала она.

– А ты, оказывается, та еще штучка! – неприязненно произнес Барсуков.

Виолетта открыла было рот, но тут я продолжила:

– Так вот, Виолетта Михайловна, все эти действия расцениваются как хулиганство и наказываются по закону.

– Ах, боже мой, у этой женщины совсем нет чувства юмора! – воскликнула Виолетта, воздев руки к потолку. – Ну почему меня окружают одни серые личности! Я имею в виду Маргариту, – тут же пояснила она.

– Прекратите паясничать, – сухо одернула ее я. – Но это еще не самое страшное. Ваше письмо с угрозами в адрес Маргариты – а написано оно вами, – это уже не хулиганство, а уголовное дело. И за это светит реальный срок.

Светлана Платонова с изумлением и недоверием поглядывала на свою подругу. Видимо, для нее выходки Виолетты оказались откровением.

– Я никого не собиралась убивать! – вскричала Виолетта. – Это была просто шутка!

– А вот суду так не покажется, – покачала я головой.

– Ах, боже мой, какой суд! За что меня судить? За то, что я хотела быть счастливой?

– Не те пути вы выбрали для счастья, – отрезала я. – Одним словом, все вещественные доказательства вашей вины у меня собраны. И если вы попытаетесь и дальше третировать Маргариту, они отправятся прямиком в прокуратуру! А то вы совсем обнаглели от безнаказанности!

– А я, в случае чего… – Барсуков сжал кулаки и двинулся в сторону Виолетты, но я остановила его.

Сретенская вскрикнула и опрометью бросилась к входной двери. Светлана Платонова, пару секунд потоптавшись в замешательстве, прошептала: «Извините» – и кинулась за своей подругой.

Оставшись вдвоем с Борисом, мы некоторое время помолчали. Наконец Барсуков проговорил:

– А у такой… На что угодно дури хватит. Даже на убийство.

– Вряд ли, – задумчиво возразила я. – Подруга же подтвердила ее алиби.

Скептическое хмыканье Бориса откровенно свидетельствовало о его недоверии ко всяким подругам.

– К тому же Сретенская искренне убивалась после смерти Курилова, – добавила я. – Это было видно невооруженным глазом.

Борис снова помолчал, затем поднялся:

– Я все же пойду. Надеюсь, что помог, – произнес он.

И, попрощавшись со мной, вышел из квартиры.

Я же, оставшись одна, облегченно вздохнула, сварила кофе и удобно расположилась с чашкой в кресле. Наконец-то я могла спокойно подумать относительно того, какие новости принес этот день.

Одним из полезных моментов во всей этой кутерьме был разговор с Борисом. Он сообщил очень важную вещь – фамилию финки Эли.

В принципе, визит Виолетты тоже кое-что прояснил – ее алиби. Но сейчас это волновало меня куда меньше, чем то, что я узнала, посетив с утра хоккейный клуб «Метеор».

* * *

А на базе в Октябрьском ущелье меня поначалу ожидал не очень приветливый прием. Справившись у охраны, где можно найти Валерия Васильевича Плотникова, я прошла через двор и зашла внутрь двухэтажного здания. Пройдя по коридору, нашла дверь с табличкой «Начальник команды», а открыв ее, увидела сидящего за столом плотного, мордастого мужчину лет пятидесяти.

– Здравствуйте, – поздоровалась я. – Я к вам по поводу Анте Туоралайнена.

На лице мужчины отразилось недовольство.

– Вы из редакции, что ли? – спросил он небрежным тоном.

– С чего вы взяли? – вопросом на вопрос ответила я, проходя внутрь кабинета.

– Потому что насчет Туоралайнена у нас интересуются газетчики и фанатки. На фанатку вы вроде не похожи, а вот журналисткой…

– Нет, я не журналистка. Я от Андрея Александровича Мельникова. Помните такого?

Плотников нахмурил брови и наморщил лоб, стараясь вспомнить.

– Подполковник Мельников из управления внутренних дел, – подсказала ему я.

– Вот как? – оживился, но в то же время насторожился хоккейный босс. – А… что случилось?

– Есть один разговор.

Плотников чуть подумал и, изобразив на лице сдержанное радушие, указал мне на кресло.

– Так что же все-таки случилось? – сцепив руки в замок, взглянул он мне в глаза, когда я села.