может, через несколько минут пойдут за ним в бой, но и многие, многие другие люди, которых он никогда не видел и не увидит. Именно эта близость, какая-то необыкновенная слитность с миллионами людей с особой силой почувствовалась с первого дня войны, жила и крепла в нем, комбате, в его бойцах. И скорее всего потому ни он, ни его люди не чувствовали никакой усталости, только нервы напряжены до предела. Он бы и рад был хоть на минуту сбросить это напряжение, но не мог. В душе его, как и у других танкистов, клокочет ярость против врага, хоть ни он сам, ни его люди не говорили об этом, будто боялись, что слова, какими бы резкими ни были, могут разрядить, притупить накал ненависти. Это каждый носил глубоко внутри себя, стараясь даром не выплеснуть ни одной капли.

— Сержант Зверев, прибавьте скорость, не отрывайтесь от разведчиков, — наклонясь вниз, приказал комбат механику-водителю.

Легкие танки и бронемашины разведбата уже на подходе к лесу, что тупым углом почти вплотную примыкает к дороге. Мазаев всматривается в этот лес, замечает там какое-то подозрительное движение. «Может, показалось?.. Нервы сдают, что ли?..» — подумалось ему. Но тут же он услышал резкие пушечные выстрелы, сопровождаемые характерным для танков утробно-металлическим эхом. У комбата не осталось сомнения, что по разведчикам стреляют танки противника. Но сколько их там? Три, пять или десяток?

Стрельба усиливалась. Выстрелы раздавались в разных местах. Несколько снарядов прошелестело над колонной батальона.

— Передай командиру полка: «Противник справа. Иду в атаку», — сквозь шум моторов прокричал он радисту и тут же, поднявшись над башней, просигналил флажками: свернуть влево, принять боевой порядок «в линию».

Как только роты свернули с дороги и развернулись, капитан Мазаев на своем танке вырвался вперед. Левее спешно сворачивали с дороги и врезались в выколосившуюся рожь другие батальоны полка. Зеленые танковые башни, казалось, поплыли по голубеющему полю хлебов.

Времени для постановки боевой задачи ни у командира полка, ни у него, комбата, опять не было. Сама обстановка продиктовала Мазаеву решение: на своем танке вырваться впереди своих рот и, как тот раз под Перемышлем, флажками выбросить над башней сигнал: «Делай, как я».

Навстречу нашим движется вал немецких танков, закамуфлированных какой-то ядовитой зелено-желтой краской, а потому очень заметных на голубеющем ржаном поле. Дальше, у Буска, сползает с шоссе другая колонна немецких танков, а еще дальше, в самом местечке Буск, разворачиваясь, ломает вишневые садики третья. Видно, хотят зажать наши танки в междуречье, сбить их с курса, загнать в болото. «Не выйдет!» — цедит сквозь стиснутые зубы капитан и тут же поворачивает роты правее, ближе к Буску, чтобы ударить во фланг немцам, не успевшим еще развернуться в строгий боевой порядок.

Танки сближаются. Мазаев уже видит лобовую броню вражеских машин с какими-то непонятными ступеньками, угловатые командирские башни, хищные щупальца пулеметов и жерла пушек. Замполитрука Иванов приник к окуляру прицела, быстро-быстро работает механизмами наводки, шлет по танкам врага снаряд за снарядом, механик-водитель Зверев что-то кричит со своего сиденья, помогая Иванову корректировать огонь. Изредка слышатся его возгласы: «Есть, готов!», «Бери чуть правее», «Не зевай!».

Мазаев слышал все это в «пол-уха». Все его внимание сосредоточено на ротах, которые стремительно наступают справа и слева от его танка. Боевой порядок на время потерял четкую линию, башни машин по морю высокой ржи мчатся вперед, сверкая выстрелами пушек, обгоняя одна другую. Вот вырвалась вперед первая рота, она стремительно заходит во фланг второму, только что развернувшемуся немецкому бронированному валу. Над надульными срезами пушек то и дело повисают дымки — это танки с ходу ведут интенсивный огонь по бортам, теперь бьют в упор, почти без промаха. Перед ними кострами пылают несколько фашистских машин. Наконец-то люди дорвались до врага, за которым гонялись трое суток. Теперь рассчитывались за бомбежки, за смерть боевых друзей, за разбитые эшелоны на станции Винники, за сожженных там женщин и детей.

Враг все еще напирал, особенно в центре. Чувствуя свое численное превосходство, он шел напролом, без оглядки сближался с другими батальонами полка. Но увидев волну танков капитана Мазаева на своем правом фланге, горящие там машины, немцы застопорили продвижение, в центре их боевые порядки спутались. Некоторые танки уже пятились назад, некоторые, выжидая, застыли на месте, но остальные остервенело двигались навстречу нашим машинам.

Один из наших танков был подожжен, пламя взвилось над его башней, языками прорывалось через надмоторные жалюзи, но танк не останавливал своего стремительного бега. Мчащимся факелом он врезался в самое скопление вражеских машин, со всего маху ударился в один из вражеских танков, опрокинул его, сам отлетел в противоположную сторону и, приземлившись, вновь пробежал несколько метров, вплотную приблизился к другому танку с крестом, видимо, намеревался ударить по нему, но сил уже не хватило, он остановился, прикоснувшись к фашистской броне, и этого было достаточно. Мазаев видел, как немцы выпрыгнули из башни этого танка, опрометью кинулись в лес. Иванов пулеметными очередями скосил их одного за другим уже у самой опушки.

«Кто же из наших танкистов был в этой машине? — старался припомнить Мазаев. — Вот жаль, башенного номера не заметил». Комбат перебирал один экипаж за другим, искал самых отчаянных, но определить пока не мог: все экипажи батальона были готовы к такому подвигу.

Между тем, батальон Мазаева вплотную подходил к немцам. Теперь враг, увидев наши танки, повернул жерла орудий в их сторону. На комбата и его машину гитлеровцы обрушили огонь нескольких орудий, снаряды рвались рядом у самых гусениц. Механик-водитель Зверев, маневрируя, старался вывести машину из-под огня, но это было трудно: по танку били не из одного орудия, а сразу из нескольких. Мазаев понял угрозу, что нависла над его экипажем и танком. А повернуть в сторону было нельзя — подставишь борт под огонь. И в этот миг он увидел, как танк старшего лейтенанта Ковбасюка вихрем вырвался вперед, рядом с ним появилось еще несколько машин его роты. Плотным тараном они, не останавливаясь, ринулись на вражеский бронированный вал.

Вскоре неожиданная угроза нависла справа из рощи. Оттуда враг уже начал бить с дальних дистанций по танкам Ковбасюка. Комбат передал по радио лейтенанту Фролову, рота которого подходила к роще с левой стороны, приказ: обойти эту рощу, ударить по врагу с тыла.

Вскоре фашисты, поняв, что попали в «мешок», отхлынули, оставляя горящие и подбитые танки на огромном пространстве.

Бой закончился, когда уже начало темнеть. Капитан Мазаев, опираясь затекшими руками на броню, выбросил ноги из башни, прислонился к ней снаружи всей спиной. То ли оттого,