вот-вот заденут крыльями деревья, бомбили каждый вагон, каждый кустик, где видели беззащитных женщин и детей, расстреливали из пулеметов тех, кто убегал от вагонов и от этих кустиков…

Наша дивизия проходила через Винники на третий день войны. И хоть станция стояла несколько в стороне, многие, в том числе и я, и, оказывается, Мазаев, побывали у разбитых эшелонов.

Все, что мы там увидели, было потрясающе дико и кошмарно. Даже в самом страшном сне нормальному человеку такое не могло присниться. Все пути и тупики забиты составами искореженных и полусгоревших составов. Некоторые вагоны опрокинуты на бок, другие перевернуты вверх колесами. И везде трупы, трупы, трупы. Трупы в лужах крови, под обгоревшими обломками, под опрокинутыми вагонами. Часть из них успели уже убрать и захоронить — за станцией, на пригорке, виднеются сотни свежих холмиков. Остальных вытаскивают, несут туда, к кладбищу. Вот под обугленными досками лежит женщина. Чуть поодаль, у самого крайнего пути, лежит старушка, видно, бежала от вагонов и была настигнута пулеметной очередью с самолета.

Больше я не мог смотреть, сердце сдавило холодными тисками.

— Понимаешь, не могу забыть эти Винники, — проговорил Маташ, несколько успокоившись. Что ни делаю, а эти разбитые вагоны, эти трупы — перед глазами. С женщинами фашисты воюют. С детишками воюют. Со стариками воюют. А от нас бегут без оглядки. Видел, как улепетывали под Перемышлем? А вчера под Буском?

Подошел заместитель командира батальона по политчасти. Он доложил капитану Мазаеву о том, что моральное состояние личного состава высокое, многие танкисты, отличившиеся в первых боях, подали заявления с просьбой принять их в партию.

— Да, ко мне подходили Ковбасюк, Крылов и Иванов. Просили рекомендации. После боя сразу же напишу, — сказал Маташ Хамзатханович и посмотрел на часы. — До наступления осталось двадцать пять минут. Успеем провести накоротке партийные собрания в ротах.

— Пожалуй, на этот раз есть смысл провести партийно-комсомольские собрания, — предложил замполит.

Мазаев с ним согласился. Мы направились в роты: Мазаев — во вторую, замполит — в третью, а я — в первую.

Подходя к первой роте, я увидел старшего лейтенанта Ковбасюка в кругу танкистов. Командир роты анализировал вчерашний бой. Оказывается, и в такой кутерьме, как вчерашний бой под Буском, ротный командир успел оценить действия каждого экипажа: одних он хвалил за смелость и находчивость, а другим указывал на ошибки и промашки.

— Сегодня, товарищи, перед нами поставлена более сложная задача, чем вчера, — говорил он танкистам. — Противник прорвался здесь крупными силами. Под Буском мы вступили в схватку с одной танковой дивизией фашистов, а сегодня придется вести бой с двумя танковыми дивизиями. И третья, по данным разведки, на подходе.

«Молодец Ковбасюк, — подумал я, вслушиваясь в речь командира роты, — не преуменьшает сложность сегодняшней задачи. Чувствуется мазаевская школа».

В первых же боях он показал себя зрелым и мужественным командиром. Впрочем, в батальоне Мазаева все танкисты смелые, крепкие духом ребята. Будто кто-то специально подбирал их. Это чувствовалось и во время вчерашнего боя, и сегодня на партийно-комсомольском собрании. Все говорили коротко, но веско. Видно было, что коммунисты и комсомольцы батальона, — а их здесь абсолютное большинство, — готовы к любому испытанию, лишь бы выиграть сегодняшний бой и разгромить фашистов.

Ровно через двадцать минут над расположением полка вспыхнула ракета — сигнал для наступления.

Танки батальона шли вначале по широкой луговине, местами заболоченной или заросшей непролазным кустарником. Мотострелки хорошо здесь поработали: сделали просеки в густых кустарниках, обезопасили наиболее топкие места.

За луговиной начался редкий сосновый лес. Здесь батальон догнал мотострелков, что готовили для танковой колонны путь, а теперь должны были наступать вместе с танкистами.

Мазаев еще издали приметил капитана, который стоял у самой дороги, поджидая танкистов. Маташ сразу же определил, что он и есть командир батальона мотострелков. Подъехав ближе, Мазаев спрыгнул на ходу с танка и пошел навстречу капитану.

— Капитан Тута Магомедов, — представился тот, — командир мотострелкового батальона.

Называя себя, Маташ теперь пристальнее взглянул на него. У Магомедова — типичное лицо горца, загорелое до черноты, сухощавое. Голос глуховатый, слова произносит с заметным кавказским акцентом.

— Кажется, земляки? — спросил он Магомедова.

— Вполне возможно, — улыбнулся Тута. — Откуда родом?

Мазаев сказал, где родился, а потом жил и учился.

— Знакомые места. Бывал и в Верхнем Науре, и в Михайловской.

О многом хотелось поговорить двум землякам, встретившимся на фронтовой дороге. Но для этого у них не было времени. Даже о самом главном — уточнить детали взаимодействия — пришлось договариваться на ходу.

Выяснилось, что в мотострелковом батальоне мало машин, всех бойцов сразу не вместить.

— Выход из этого положения можно найти, — сказал Мазаев.

— Какой? — обрадовался Магомедов.

— Рассаживайте бойцов на броню танков, а сами забирайтесь на мою машину.

Встреча с земляком напомнила Маташу о многом, что с детства запало в душу: родные горы, шумный Терек, зеленые берега Сунжи, — и как будто живые нити протянулись к нему с самых Кавказских гор сюда, в украинское Полесье. И тревога за семью, не отступавшая ни на одну минуту, вновь подступила к сердцу: выбралась ли Зина с детьми из Садовой Вишни? Сумеет ли она добраться с ними к родным? И опять он упрекал себя за то, что не смог тогда, в Садовой Вишне, хоть на минутку подбежать к ним, обнять жену и сыновей. Быть может, он видел их последний раз… Руслана с протянутой к нему ручонкой, Анвара, уцепившегося за платье матери, Зину, с надеждой и тревогой смотревшую на танковую колонну.

Маташ хорошо понимал, что ему сейчас надо думать о предстоящем бое, только о бое, но тревога за семью властно врывалась в ход его мыслей и забот. Думая о своей семье, он не забывал и другие семьи. Память навсегда вобрала в себя станцию Винники, убитых женщин, обгоревших детей, свежие могилки на пригорке…

Высунувшись по пояс из башни, Мазаев раскрыл планшет с картой. Да, так и есть, он не ошибся. В трех километрах отсюда идет шоссейная дорога. По ней немцы прорываются в сторону Дубно. То самое Дубно, где украинские казаки бились когда-то с ляхами. В его батальоне много потомков тех лихих казаков. Ковбасюк, Петренко, Шелудько, Кобзарь, Гавриленко, Семенко, Минько, Сергиенко, Коваленко… Да разве всех перечислишь? И в батальоне Магомедова их не меньше. Надежные ребята.

Впереди завязалась сильная перестрелка. Сперва доносились пулеметные очереди, а вскоре заухали разрывы мин, раздались артиллерийские выстрелы. «Наша разведка вступила в бой», — определил Мазаев и передал приказ по колонне: двигаться быстрее, внимательно следить за его сигналами и быть готовыми к развертыванию в боевой порядок.

По звукам завязавшегося боя Маташ догадывался, что встреча нашей