Он был откровенно враждебен и исполнен злобной радости отпредвкушения предстоящей расправы со мной. С раздражением он потребовал, чтобыя объяснил, почему мне вздумалось изобразить вот то и это так и вот эдак. Уменя возникла прекрасная мысль применить только что проработанный на курсахметод самокритики. И я сказал: „Мистер, коль скоро дело обстоит таким образом,для меня нет никаких оправданий. Я кругом виноват. Столь длительное время рисуяпо вашим заказам, я обязан был лучше знать предъявляемые вами требования кработе. Мне стыдно за себя“.

И тут он начал меня защищать. „Все это верно, но я должензаметить, что ошибка не столь уж серьезна. Это только...“

Я прервал его: „Любая ошибка может оказаться значительной, авсе они, значительные или нет, вызывают чувство раздражения“. Он хотелвозразить, но я не дал ему и рта раскрыть. Я был в ударе. Первый раз в жизникритиковал самого себя, и это занятие пришлось мне по вкусу.

„Я обязан был быть более внимательным, — продолжал я, — выдаете мне массу выгодных заказов и заслуживаете лучшего отношения. Я немедленноприступаю к переделке всей этой испорченной мною работы“.

„Нет! Нет! — запротестовал он. — Даже и думать не смеювзвалить на вас такое бремя“. Он стал хвалить мою работу и убеждать меня, чтохотел только внести небольшое изменение, и что ошибка, допущенная мною, стольнезначительна, что не нанесет его фирме ни малейшего ущерба, и вообще это стольмелкая деталь, о которой и не стоит больше говорить.

Моя пылкая самокритика совершенно обезоружила его. Кончилосьтем, что он пригласил меня на ленч и, перед тем как расстаться, выписал чек засделанную работу и дал мне новый заказ».

Оправдывать свои ошибки способен любой дурак — большинстводураков так и делает — но для того, чтобы добровольно признать свою ошибку,нужно известное благородство и способность подняться над уровнем большинства.

Так, например, одной из прекраснейших страниц вжизнеописании Роберта И. Ли является рассказ о том, как он принял полностью насебя — и только на себя — вину за провал атаки Пиккета под Геттенсбергом.

Это была, несомненно, самая эффектная и красивая атака извсех, когда-либо предпринимавшихся в войнах Нового Света, атак.

Пиккет и сам был личностью весьма живописной и романтичной.Он носил такую роскошную шевелюру, что его каштановые волосы почти касалисьплеч, и подобно тому, как это делал Наполеон в итальянском походе, он чуть лине ежедневно писал пылкие любовные письма прямо с поля боя. Его преданныевойска бурно приветствовали его, когда он, лихо заломив на правое ухо кепи иподбоченясь в седле, ехал перед ними, ведя их на линии северян в тот роковойиюльский полдень. Они приветствовали его и следовали за ним плечом к плечу, зарядом ряд с развевающимися знаменами и блистающими на солнце штыками. Это былопрекрасное зрелище. Прекрасное и величественное. Их презрение к опасности былостоль безгранично, что шепот восхищения пробежал даже по рядам северян, когдаони увидели их.

Батальоны Пиккета стремительным маршем прошли черезфруктовый сад и кукурузное поле, миновали луг и пересекли овраг. Все это времявражеская артиллерия производила ужасное опустошение в их рядах. Но онипродвигались вперед — грозные и неотразимые.

Внезапно из-за камней кладбищенской стены поднялась,скрывавшаяся там до этой поры, пехота северян и залп за залпом сталарасстреливать ничем не защищенные батальоны Пиккета. Вершина холма превратиласьв сплошное море огня, как при извержении вулкана. Это была ужасная бойня. Впять минут четыре пятых из пяти тысяч человек Пиккета и все его офицеры, кромеодного, были уложены наповал.

Единственный оставшийся в живых повел уцелевших солдат впоследний бой. Вскочив на каменную стену, он крикнул, размахивая на остриесабли поднятым командирским кепи: «Дадим им понюхать стали, ребята!» И онидали.

Перепрыгивая через стену, они набрасывались на своих врагов,пронзая их штыками и круша черепа прикладами. Они смели северян складбищенского холма и водрузили на нем боевое знамя юга.

Всего лишь краткий миг развевалось это знамя надГеттенсбергским кладбищем, и этот краткий миг явился высшей точкой военныхуспехов сил Конфедерации.

Единственный оставшийся в живых офицер повел уцелевшихсолдат в последний бой, и за ним пошли, но эта атака была началом конца. Ли нехватило сил. Он не мог сломить оборону северян и прорваться к Вашингтону. И онсознавал это.

Юг был обречен.

Ли был столь потрясен и опечален происшедшим, что подалДжеферсону Дэвису, президенту Конфедерации Штатов Юга, прошение об отставке споста Главнокомандующего. Он просил заменить его «более молодым и способнымчеловеком». Если бы Ли хотел обвинить в несчастном походе и исходе атакиПиккета кого-нибудь другого, то он имел для себя множество алиби.

Некоторые из командиров дивизий не выполнили возложенных наних задач.

Кавалерия не поддержала вовремя атаку пехотинцев. Этотпоступил ошибочно, тот превратно понял приказ.

Но Ли был слишком благороден, чтобы обвинять других. Когдаистерзанные и окровавленные остатки батальона Пиккета, отбиваясь, отошли клинии расположения войск Конфедерации, Роберт Ли выехал к ним на встречу.

Он приветствовал их как героев и всю вину за поражениепринял на себя. Его самоосуждение было кратко и исполнено горького величия.«Все это на моей совести, — сказал он. — Я и только я, проиграл это сражение».Во всей истории найдется не много генералов, обладавших характером и мужеством,необходимым для того, чтобы сделать такое признание.

Эльбрет Хаббард был одним из наиболее оригинальных умов,произведения которого когда-либо возбуждали всеобщий интерес, а его язвительныесуждения часто вызывали бурю негодования. Но Хаббард со своим редким умениемобращаться к людям часто превращал своих врагов в друзей.

Например, когда какой-нибудь возмущенный читатель писал ему,что категорически не согласен с тем-то и тем-то в его статьях и в заключенииобзывал Хаббарда и так, и эдак, тот невозмутимо писал ему в ответ что-нибудьвроде нижеследующего:

«Поразмыслив над этим, я почувствовал, что и сам не вполнесогласен со своими высказываниями. Отнюдь не все то, что я пишу сегодня, будетмне нравиться завтра. Мне было весьма полезно и приятно узнать вашу точкузрения по этому вопросу. В следующий раз, когда вы окажетесь в наших краях, выобязательно должны посетить меня, и мы тщательно обсудим с вами все аспектыэтой проблемы. Издалека горячо жму вашу руку и остаюсь искренне ваш...»

Что можете вы сказать человеку, который так обращается квам? Итак, когда мы будем правы, давайте стараться склонять людей к своей точкезрения мягко и тактично. Когда же мы ошибаемся, а это будет случаться довольночасто, если только будем честны с самим собой, давайте быстро и искреннепризнавать наши ошибки. Подобная практика не только даст удивительныерезультаты, но, верите или нет, будет при любых обстоятельствах стократ болеепривлекательна для вас самих, нежели попытки защищать свою точку зрения.