«Всех этих людей», – несчастно подумала она.

Впервые в её жизни правда накопилась и вылилась наружу.

Всегда были ещё люди, которых нужно было спасти, ещё монстры, которых надо было остановить, в то время как люди, которых она любила, нуждались в ней больше и больше. Конца этому не было и быть не могло.

У неё действительно, по-настоящему не было времени ни на что.

Даже если бы она прожила ещё пятьдесят или шестьдесят лет, она умерла бы, оставив кучу недоделанной работы.

Она бы оставила мир прежним, нисколько не изменившимся, как будто и не жила вовсе.

Она никогда не считала, что принадлежит к тем людям, которые боятся смерти. Но глубоко внутри она всю жизнь боялась смерти.

Не за себя, но для тех людей, которым была нужна, и тому бесчисленному количеству людей, которым могла понадобиться в будущем.

Им нужна была её помощь, а она никак не могла им помочь.

У неё просто не было времени, чтобы закончить хоть что-то, что имело значение в её жизни.

Рыдания Райли начали стихать, она немного расслабилась. Груз страха, который всегда давил на неё, наконец, приподнялся. Но боль осталась. Уйдёт ли она когда-нибудь?

Она поняла, что рядом с ней на подлокотнике кресла сидит Лиам и обнимает её за плечи.

«Бедный ребёнок», – подумала она.

Он, должно быть, ума не приложит, что на неё нашло.

Она услышала и другие громкие, резкие голоса. Она подняла глаза и увидела, что Габриэлла и девочки сердито что-то говорят Лиаму. Она поняла, что они злятся на Лиама за то, что он хотел уйти, и особенно за то, что довёл её до слёз.

Она посмотрела на Лиама и увидела, что по лицу мальчика текут слёзы.

Райли сказала Габриэлле и дочерям:

– Не ругайте Лиама, он тут не при чём.

Джилли меряла шагами комнату.

– Что ты имеешь в виду, как это ни при чём? – бросила она. – Он собирался сбежать посреди ночи, не предупредив нас! Он вообще не думает о нас?

– Он думает, Джилли, – возразила Райли. – Он очень о нас заботится. Но он переживает и за своего отца. Он переживает за всех. Он очень, очень добрый мальчик.

Райли обняла Лиама.

– Прости, что накричала на тебя, – сказала она.

– Всё нормально, – сказал Лиам, вытирая слёзы. – Я это заслужил.

– Нет, это не так. Меня мучило другое, а сорвалась я на тебя. Мне не следовало этого делать, и мне очень жаль.

– Всё нормально, – снова сказал Лиам.

Райли увидела, что Эприл успокоилась, и теперь с тревогой смотрит на них с Лиамом.

Девочка сказала:

– Лиам, пообещай, что никогда так больше не сделаешь.

– Обещаю, – сказал Лиам.

Габриэлла стояла со скрещенными на груди руками. Она кивнула с одобрением на обещание Лиама.

– Пойду приготовлю что-нибудь, чтобы нам всем стало веселей.

Габриэлла ушла на кухню, а Райли встала с кресла и обняла Эприл, Джилли и Лиама, снова и снова повторяя им, как ей жаль, что она сорвалась, и что всё будет хорошо.

За окном просигналила машина. Райли поняла, что это такси, которое вызывал Лиам. Джилли выбежала на улицу, чтобы сказать водителю, что машина больше не нужна.

*

Райли и вся её семья какое-то время посидели в гостиной, потягивая горячий, сладкий напиток, которое Габриэлла назвала atol de elote – отличный напиток, способный заглушить все беды. После приятной беседы и нескольких объятий все стали чувствовать себя лучше и вернулись в свои комнаты.

Райли тоже пошла наверх, разулась и рухнула в кровать. После только что испытанного эмоционального потрясения у неё не было сил даже раздеться.

Во всяком случае она понимала, что больше не может бодрствовать, что было очень хорошо. Мередит правильно сказал, что ей и её коллегам нужно быть свежими и готовыми ко всему, что уготовил им завтрашний день.

Она закрыла глаза и её накрыло сонной волной.

«Как прибой накрывает песок», – подумала она.

Она в отчаянии вздохнула. Образы песка в часах или на пляже никак не хотели покидать её голову.

Её беспокоило и то, чем сейчас занят убийца.

Смогли ли они нарушить его планы, закрыв заповедник?

Или же он в этот самый миг совершает очередное садистское убийство?

Райли вздохнула.

Чего ей бояться больше – кошмаров, которые будут мучать её сегодня ночью, или кошмаров, которые могут ждать её завтра?

Все мысли покинули её голову, когда она очутилась в крепких объятьях Морфея.

Постепенно Силас Оствинкл стал приходить в сознание. Поначалу ему показалось, что он вернулся в Ирак. Он не припоминал, чтобы у него было такое ужасное состояние с самых военных действий февраля 1991.

Его тошнило, голова раскалывалась, сердце ныло от ощущения беспомощности…

«Нет, только не Ирак, – подумал он, стараясь прийти в себя. – Нет. Это просто очередное похмелье, будь оно проклято».

Ясно, именно в этом и было дело.

Но он даже не понимал, где находится. Он надеялся, что ему удалось добраться до дому и своей кровати без приключений и он не отключился в каком-то незнакомом месте.

Если он дома, то нужно лишь заснуть ещё на несколько часов, затем вылезти из постели и разогреть вчерашний несвежий кофе. Тогда весь день и весь вечер он будет лелеять своё похмелье, пока не отправится на ночную смену.

Но тут он понял, что в лицо ему светит фонарь, просачивающийся сквозь закрытые веки. Вероятней всего, это означало, что он не дома в своей постели.

Ему не хотелось открывать глаза, но нужно было узнать, где он находится.

Он приподнял веки на долю миллиметра и тут же закрыл снова, не в силах терпеть болезненную яркость.

Он чуть было не выругался вслух.

Какого чёрта?

…но не смог открыть рта, так что проклятье приняло форму бессловесного стона.

Он стиснул челюсти и у него заболели губы, когда он попытался пошевелить ими.

Он понял, что рот его заклеен.

В этот момент его тело как током ударило паникой и шоком.

Но тело тоже не могло пошевелиться – всё, что ниже груди, было совершенно неподвижно, даже руки отказывались двигаться.

Несмотря на яркий свет, Силас всё же приоткрыл глаза. То, что он увидел перед собой, сбило его с толку. Он никак не мог понять, на что смотрит.

Когда его глаза привыкли к свету, он слегка приподнял голову. Прямо над собой он увидел металлический потолок со свисающими с него голыми лампочками. Всё это отдалённо напоминало ему что-то.