Окрас у шнурка обнаружился самый что ни на есть подзаборно-лесной: серый в полоску. Зато на уцелевшем ухе обнаружилась кисточка, а голова на контрасте с остальным шнурком выглядела непропорционально большой и солидной. После того как шнурок обсох, конечно.

Выражение морды у него было такое брутально-мрачное, что я даже первичные половые признаки проверять не полезла — и так все было понятно.

Магали, в назначенный час поджидавшая меня у крайнего дома и получившая еще один мешочек с почками, помимо всего прочего одарила нас чрезвычайно вонючим, но очень полезным мылом: блохи на Паршивце сдохли в корчах прямо в процессе купания. Я даже смутно припомнила, что, перекладывая покупки из своей котомки в подол моей хламиды, лекарка бормотала, дескать, вши и прочие гады — вещь противная и никому не нужная, даже лепесточникам. Тем более что в этих зарослях проклятых, небось, еще и клещи бывают.

А Франсю, после того как мы выкупали зверя, посуетилась в соседних кустах и притащила пучок какой-то травы, увешанной соцветиями, похожими на больных паучков. И велела заварить, чтобы потом всем выпить. Включая «лесного духа». Она уверяла, что лучше средства от пузяных червей еще не придумали, а что горькое — так и потерпеть можно.

На удивление, кошак даже не шипел, не плевался и вообще внимательно слушал, что там Нико втолковывал ему вполголоса в обрезанное ухо. Потом вздохнул и позволил влить себе в пасть целую ложку горького, как хина, и жгучего, как перец, зелья. Я сама едва не скончалась, когда его попробовала, и больше всего хотела бы высунуть язык и окунуть его в ручей, чтобы смыть гадость.

Слава богу, на этом наши ветеринарно-хозяйственные дела закончились, начались просто хозяйственные. Франсю и Луи забрали Нико и отправились собирать сегодняшнюю порцию почек для перекупщиков. Паршивец ушел под куст и там устроился спать. А я осталась готовить обед, — одно удовольствие, оказывается, когда у вас после долгого перерыва есть, из чего можно приготовить! — переоборудовать шалаш, сооружать нормальные постели, нормальный очаг, присматривать за котом и вообще суетиться. Идти за почками-шишками моя очередь будет после полудня.

Насчет очага я, конечно, не специальный специалист, поэтому решила начать с более понятных вещей: набила мешки, которые Магали купила для тюфяков, сеном. Его по краю пустоши, там, где ближе всего к черной пустой земле, было очень много — здоровенные лохматые кочки поросли жесткой длинной травой. Раньше я ее пыталась рвать и едва не осталась без рук: мало того что зараза оказалась упругой и прочной, так она еще и резала ладони.

Но против нормального ножа, раздобытого у лекарки, трава оказалась слабовата и пошла на улучшение наших жилищных условий. Я злорадно опрыскала ее водой с ядреным лекаркиным мылом, высушила на солнышке и похихикала в сторону местных клопов: фигу им, а не комиссарского тела. А то я уже нашла на собственных боках подозрительные красные пятнышки. Может, конечно, ветки кололись… но лучше перебдеть.

Закончив с самыми срочными делами и мысленно вздохнув по поводу нормальных человеческих условий, которых все равно в шалаше не достигнуть, я присела на минутку рядом с котом и немного поностальгировала сначала о том, что в доме лекарки можно было сидеть за нормальным столом на нормальном стуле и умываться не из ручья, а из подобия старого дачного, зато самого настоящего рукомойника…

Потом не выдержала и всхлипнула. Уже не из-за бытовой тоски, а просто… я же все время гнала от себя мысли о доме. Мужа и детей у меня нет, слава богу, но есть родители! Есть сестра, есть друзья, с которыми я пуд соли съела и еще столько же собиралась съесть. Как они там? Столько времени прошло, с ума ведь сходят.

А я, получается, пополнила жутковатую статистику пропавших без вести… Неужели и правда — вот это все вокруг навсегда? Я не увижу своих? Не вернусь домой?

Шершавый, как наждачка, язык неожиданно слизнул катившуюся по щеке слезу. Я дернулась и чуть не уронила кота, который уперся передними лапами мне в колени и серьезно заглядывал в глаза.

— Спасибо. — Последний всхлип утонул в громком и выразительном «мур-р-рвур-вур», я вытерла лицо и улыбнулась: — Хороший котик. Может быть, даже не лишайный. Хочешь каши? Немного осталось холодной, на всех не хватит, я только для Нико в миску отложила, но он, я уверена, не будет возражать и поделится с тобой.

— Вур-ра-а-ау! — такое впечатление, что кот понял все слова до одного и очень одобрил замысел.

Хотя я не сделала ни единого движения в сторону подвешенного на тонкую ветку дерева котелка, в котором и пряталась миска с остатками каши для мелкого.

Выделив ему треть малышовой каши, я вздохнула и иронично пощупала себя за складку на животе. Складки не было. И никакого фитнеса не понадобилось.

Ну и ладно, должно же быть хоть что-то положительное в этой истории? И вообще, хватит думать, прыгать надо. В смысле — пока все заняты, пойти к проклятой земле и, во-первых, собрать самых крупных почек для Магали, а во-вторых, проверить, как там мои тюльпаны. Вообще-то, должны были проклюнуться.

Паршивец не захотел оставаться в лагере один, вот только что сидел на солнцепеке и вылизывался после внеочередной трапезы, и раз — уже бежит следом, недовольно мяукая.

Я попробовала на него шикнуть — бесполезно. Махнула рукой и решила: хочет — пусть идет. Устанет — ну, понесу немножко. Кот, не кабан же.

Хотя идти на самом деле было совсем недалеко. Все же полоса кустов вокруг проклятой земли не слишком широкая — не больше километра. Вообще, конечно, странно город устроен, если у него по центру такой здоровенный пустырь. Или я ничего не сообразила, а королевские сады на окраине? Ну, логично, вообще-то… надо будет уточнить у наших лепесточников.

За этими мыслями я добралась до собственного цветника. Раздвинула последний куст, мешавший рассмотреть кусок земли, и затаила дыхание.

ЛИРЭН

Главного редактора «Листка свободы» я видел впервые. Маленький, сгорбленный, лысый — с опасной и обманчивой внешностью. Его ремесло очень опасно. Например, напишет газета, что у капитана в сиротском приюте была кличка «Крысенок» — и что с этим делать? Даже если выйдет опровержение, первое слово всегда окажется дороже любого второго.

Поэтому главного редактора я навестил лично.

— Добрый день, уважаемый брат Лирэн, — сказал он, закрывая дверь, — у вас есть рекомендации по содержанию нашей газеты?

Сказано было максимально вежливо и беспечно, тревогу почти удалось скрыть.

— Практически нет, — улыбнулся я, — единственное, мне кажется, что вы уделяете блюстителю Созидания меньше внимания, чем эта персона заслуживает.

— Хотите еще больше? — облегченно улыбнулся редактор. — Нам это нетрудно. Мы готовим материал о том, что в квартале, где живет этот министр, за последний год трижды пропадали маленькие дети. Никаких обвинений, что вы! Только рассказ о пропавших малышах и маршрут кареты брата-вельможи Этьена. Мы не вправе помешать людям мыслить и приходить к выводам.