— Наклонись. — Мика держала в руках газовую шаль. Я послушно присела, и полностью обнаженные плечи прикрыл полупрозрачный покров. Радужки моментально окрасились голубовато-зеленым пигментом, сделав меня похожей на сирену.

К слову, между лесным и морским народами существует легкая неприязнь. На Анадари даже ходит поговорка, весьма точно отражающая суть наших отношений: «Где сирена прошла, там двум нимфам делать нечего». Конечно, взаимная нелюбовь никак не мешает наслаждаться потрясающим пением чистокровных сирен, например, на сцене Оперного театра или на стихийном выступлении на площади бродящих музыкантов, но на Саут, где проживает самая многочисленная община «морских», нимфы лишний раз не суются. Ужасно обидно! Остров знаменит шикарными пляжами с мелким белым песком.

Рассыпался переливчатый звон колокольчика, означавший, что покупательницы ждут начала показа и испытывать их терпение не следует. Я поправила шаль и, нацепив на лицо непроницаемую маску «безмолвной одежной вешалки», вошла в открытые Микой двери зала для демонстраций. И уперлась взглядом в единственного покупателя — Соверена Гарда, в расслабленной позе растекшегося в кресле. За высокой спинкой маячила Арлис. Присутствие хозяйки дома, поутру намекнувшей на увольнение, сдерживало настойчивое желание швырнуть в бесящего гада туфлю.

С отсутствующим видом я прошагала в центр зала, остановилась в перекрестье солнечных лучей, как раз перед зрителем. Повернулась, продемонстрировав длинную летящую юбку. Рука — на бедро, взгляд — в нахальные глаза болвана. Он выгнул бровь. Я сжала от злости зубы.

— Еще раз, — прозвучал в тишине низкий голос. — Покрутись.

Арлис немедленно кивнула, мол, действуй. Слушаю и повинуюсь, демон вас дери!

Скрипнув зубами, повернулась вокруг своей оси. Платье красивой волной взметнулось над вощеным паркетом, мягко опустилось, прикрыв туфли.

— Сними, — коротко приказал Гард, обращаясь ко мне, и с намеком на шаль потрепал отворот пиджака.

— Вы просите нимфу? — обескураженно уточнила Арлис.

— Есть другие варианты? — Он выглядел по-настоящему заинтересованным. Хозяйка дома мод растерялась. Казалось, что мысленно она решала сложную дилемму: раздевать нимфу или не раздевать? Словно действительно была готова оставить манекенщицу в исподнем и с газовой тряпочкой на плечах.

С непроницаемым видом я сдернула шаль, обнажила плечи и тонкие ключицы. Нахально-ленивый взгляд, застрявший где-то в районе моих губ, начал медленно опускаться. Желание швырнуть туфлю — обе туфли — становилось непреодолимым.

— Мне не нравится. Переоденься.

— Почему? — решила отстоять красоту наряда Арлис.

— Не оставляет простора для фантазии, — сдержанно объяснил Гард. — Вас устроит такой ответ?

— Конечно. — Арлис улыбнулась одними губами и едва заметно кивнула, призывая меня вернуться в комнату для переодеваний и по-быстрому вытряхнуться из неугодного клиенту наряда. Что я и сделала, кипя от злости, как забытый на огненном камне чайник. Удивительно, что из ушей и ноздрей не валил пар. А пока Мика застегивала ряд жемчужных пуговичек на груди скромного закрытого платья, я с наслаждением представляла безжалостное избиение властного злодея увесистым томом «Домоводства». Какое дивное чувство!

Пока меня переодевали, хозяйка мод исчезла из зала демонстраций. От удивления я даже сбилась с шага, а оказавшись в круге солнечного света забыла принять позу неподвижного манекена.

— А где Арлис?

— Я попросил ее найти срочные дела.

— Тогда хорошего дня, господин Гард, — не желая оставаться с ним наедине, я развернулась и зашагала обратно (стараясь не покачивать бедрами, но проклятые шпильки не позволяли изображать строевой шаг).

— Минус тысяча с долга, если ты вернешься, — полетело в спину.

Я резко остановилась. Демон тебя раздери, Соверен Гард!

— Улыбаться не буду, — бросила через плечо.

— Вычту еще три сотни.

— Как я могу смотреть букой на столь щедрого кредитора? — изобразила я фальшивую улыбку.

— И сотня за естественность.

Зря вчера он обвинил меня в непрактичности! Натянутая улыбка мгновенно превратилась в милую. Попросит станцевать или песенку спеть, глядишь, весь долг спишу. Главное, чтобы стихи не требовал читать — с поэзией у меня туго, помню только одно скабрезное четверостишье, но в нем из приличного только предлоги.

Я вернулась в круг света и спрятала руки за спину, позволив Соверену внимательно рассматривать фигуру, упакованную в белое шелковое платье. Белый цвет мне не шел: контрастировал с темными волосами и заставлял радужки окрашиваться бледно-водянистым пигментом.

— Какой у тебя настоящий цвет глаз? — резко спросил Соверен.

— Чтобы это узнать, тебе придется меня убить, — напомнила я, что любая магия, даже магия нимф, умирает вместе с человеком.

— Или раздеть.

— Тогда тем более сначала убить.

— Расстегни верхнюю пуговицу, — приказал он, и я почувствовала, как меняюсь в лице. — Минус пятьсот злотых.

Только открыла рот, чтобы со всей возможной страстью объяснить, в каком направлении ему следует направить ласты, как он произнес:

— Тысяча.

Да чтобы тебя разорвало, похотливая сволочь! Как тут откажешься? Пальцами я расстегнула жемчужную пуговицу, закрывающую ворот. В кокетливом вырезе снова мелькнули ключицы.

— Доволен? Не забудь потом внести списание в черный блокнотик должников.

— Не завел блокнота, ты моя единственная должница.

— Остальные не выжили? — любезно поинтересовалась я.

— Остальные возвращают сразу.

— Тогда накарябай на ладони!

— Полторы за следующую.

— Дорого вам обходятся прихоти, господин Гард, — с иронией заметила я, но пуговицу меж тем расстегнула.

— Еще одну, — не сводил он с моей груди горящего взгляда.

— Ослепнешь, — наотрез отказалась я.

Он сглотнул, на шее дернулся кадык. Взгляд переместился к носкам белых туфелек, выглядывающих из-под отороченного кружевом края.

— Ты в чулках? — голос звучал хрипло.

— Ты об этом точно не узнаешь!

Под платье действительно пришлось надеть прозрачные чулки, иначе узкие туфли просто отказывались налезать на ступни. К слову, сейчас не левом чулке отстегнулась одна прищепка, и он сборил у коленки.

— Пять тысяч. Приподними подол.

— Ты меня за блудницу принимаешь? — вкрадчиво спросила я.

— Десять тысяч.

— Дом терпимости по улице ниже! — процедила я, упирая руки в бока.