Хрясь!

И увесистое достоинство осталось в моей руке.

— О-бал-деть! — прошелестело по залу матерное анадарийское ругательство, от которого у новоявленного скопца свернулись бы огромные уши, не будь они каменными.

Стоя коленками на постаменте, с изумлением я разглядывала эту самую часть тела, которую всегда с большим интересом изучала, если попадала в музей. И сейчас ловила себя на мысли, что никогда прежде не видела ее так близко. Можно ли это считать изменой любимому супругу?

Чувствуя себя так, будто обворовала не статую, а весь мужской род, я соскочила на пол, сунула отломанный кусок воина в мгновенное разбухший ридикюль и бросилась за помощью. К мужу.

Заодно проверю не проклюнулись ли у него рога…

В музейном зале, где были выставлены темные артефакты и прочие вещи из семейной сокровищницы, переговаривались многочисленные посетители. Шныряли репортеры с гравиратами. Перед витриной с сапфировой диадемой покойной свекрови что-то егозливо вещал Ашер Богарт, боявшийся кидать в мою сторону даже случайные взгляды.

На голове у Соверена Гарда не отросло ничего лишнего, и выглядел он — превосходно. Особенно на фоне паникующей жены-студентки, совершившей акт возмутительного вандализма.

— Лэри, а мы с папой уже все отрезали! — звонким голосом воскликнула Хэйз.

И я тоже… Честное слово, понятия не имею в каких выражениях просить у Небесного воина прощения. И можно ли извиняться за лишение самого важного, что было в мужчине — его достоинства?

— Как твой экзамен? Выглядишь запыхавшейся. — Соверен чмокнул меня в лоб.

Невинное лобзание считалось верхом попрания этикета. На людях супруги были обязаны изображать холодную ненависть, но плевать он хотел. Газетчики устали обмусоливать тему, что чета Гард совершенно не следует правилам приличий (да-да, дурная кровь лесного народа заразна), и перестали печатать гравюры наших объятий.

— Экзамен нормально, — буркнула я и улыбнулась Хэйзер:

— Детка, ты можешь пойти к тете Руте, мне надо поговорить с папой.

— Ладно, — легко согласилась та и вприпрыжку бросилась к цветочной фее, с несчастным видом восседавшей на музейном пуфике. Двигаться подружке мешал большой живот…

Полгода назад Рута и Март Тегу поженились. В том, что невеста уже была в интересном положении от темного мага, пусть в то время еще неочевидном окружающим, ее матушка почему-то тоже обвинила меня, а не будущего отца. Доказать, что свечку я парочке не держала и сама находилась в страшном шоке, не удалось. Мама Шейрос окончательно разорвала со мной все отношения.

— Что-то случилось? — заметно напрягся Соверен.

— Случилось. Еще как случилось! Давай отойдем…

Мы отодвинулись к стеночке под портрет ныне усопшего, но по-прежнему глубокоуважаемого свекра Гарда. Я раскрыла ридикюль.

— Смотри.

Нарисованный свекр, подозреваю, тоже заглянул в матерчатое нутро и чуть не свалился с картины. Соверен нервами был покрепче и обладал здоровым чувством юмора.

— Что это? — уточнил он, хотя было очевидно, что в сумке спрятан каменный орган, с поразительной педантичностью воссозданный скульптором.

— Это часть Небесного воина.

— Позволь спросить… — Муж почесал бровь. — А почему она не на Небесном воине?

— Я ее случайно отломала.

— Как, ради всего святого? Ты его щупала?! — возвысил он голос и немедленно осмотрелся вокруг — не заметил ли кто-нибудь.

— Не щупала, а от вандалов спасала! Слышал об актах милосердия?

— Хорошо ты его спасла...

— Это надо прилепить обратно! — нетерпеливо перебила я. — Как будущий искусствовед я не имею права оставить скульптуру без важной части тела.

— Нет! — категорично отказался Соверен, тут же догадавшись, что приделывать придется единственному магу в нашем дуэте, умеющему сращивать вещи с помощью темной силы.

— Пожалуйста, — выдохнула я и состроила несчастные глаза. Перед страдающей нимфой даже дед Астор не мог устоять, но не спесивый болван, по нелепой случайности (точно, как отодранное от статуи мужское достоинство) ставший моим мужем.

— Не старайся, не пройдет, — наотрез отказался он колдовать. — Я не возьму в руки каменные причиндалы. Сама его реставрируй.

— Как?

— Ну как-то ты эту часть отломала.

— Я выполню любое твое желание! — выпалила я. — Хочешь поклянусь?

Муж заинтересованно изогнул брови и потряс пальцем:

— Ну, смотри, женщина! Никто тебя за язык не тянул.

— Госпожа Гард, господин Гард, пожалуйста, улыбнитесь, — подскочил к нам репортер. Пришлось изобразить нежную улыбку. Бахнула вспышка магического гравирата. Я мелко заморгала, пытаясь избавиться от радужных кругов перед глазами.

С озабоченным видом, чтобы никому не пришло в голову нас останавливать, мы вышли из зала экспозиций и рванули в ту часть музея, где страдал одинокий каменный герой, оставшийся с одними ушами. В прямом смысле этих слов.

— Бедняга… — протянул Соверен, обозрев статую.

— Лезь, — распорядилась я, бросая через плечо вороватые взгляды.

Ворча, как престарелая леди, он вскарабкался на постамент и нетерпеливо протянул руку:

— Давай быстрее эту штуку!

Когда он сжал пальцами каменные чресла, то на мгновение прикрыл глаза и сквозь зубы прорычал:

— Поверить не могу, что я согласился!

Соверен крепко-накрепко прислонил отломанный кусок к прежнему месту, чуть пониже живота Небесного воина. На лице мага вспыхнули магические письмена, по линии разломала пробежала искра…

— Госпожа Гард, господин Гард! — внезапно позвали нас.

Невольно мы повернули головы. Я с раскрытым от изумления ртом. Соверен, уверенно стискивая пальцами каменное «хозяйство» статуи. Бахнула вспышка репортерского гравирата...

— Лаэрли, лучше спрячься! — тихо и грозно посоветовал муж.