вид, что интересуюсь подробностями её книги, а не подозреваю кого-то из семьи в убийстве.

– Всё-таки я настаиваю, чтобы вы попробовали, – мадам Фабьен шелестела бумагой. – Тут наверняка вы таких ветчин не найдёте.

Карлсену по-прежнему не хотелось есть. Каннингему пришлось взять у Жоржетты свёрток.

– Ну а с этим молодым жеребчиком мне всё понятно, – прокряхтела Жоржетта с набитым ртом. – Это типичный сексуальный маньяк. Помяните моё слово, когда его имя будет во всех газетах в разделе криминальных сводок.

– Maman! Mais qu’est-ce que vous dites![27]

– Тут никаких сомнений. Он уже в десять целовался с матерью. Она, конечно, тоже хороша. Но, Антуан, ты ведь до сих пор холост, не так ли? Наверное, и мне стоило тебя хорошенько подучить, прежде чем выкидывать из гнезда…

– Maman!..

– Но ещё не поздно. Ну-ка, наклонись ко мне! Наклонись, я сказала! Что ты как рыба в ведре! М-да… Это позор! Нужно было раньше тобой заняться. Я раньше была хоть куда. Моряки бы подтвердили, но они уже все наверняка на рыбий корм пошли. Антуан, я тебе пришлю дочку мадам Колет. Ей за сорок, но она в разводе, а тебе нужно с чего-то начинать. Надеюсь, твой флагшток ещё функционирует.

Жоржетта наконец проглотила остаток своего сандвича и утёрла рот краем шали.

– Теперь об этом бесстыжем мальчике. Разумеется, это он отравил свою мать, причём бессознательно. Знаю я эти психологические импровизации. Их проводят в разных сектах, забыла, как они называются, там обучают служить и убивать. Его мозги давно уже поплыли, так что он не различает свои занятия живописью и реальную жизнь. Его тело ему не принадлежит, им всецело управляет его бог, чьё имя – Порок. Поль, вам дать соус к ветчине?

Каннингем вежливо отказался.

Карлсен категорично покачал головой, заявив:

– Но это не вяжется с теми фактами, которыми мы располагаем.

– С какими ещё фактами?

– Например, из маленького эксперимента с Коннором мы выяснили, что не Леонард насыпал веронал в бутылку.

Жоржетта долго и пристально на него смотрела, а потом спросила:

– Вы точно не хотите ветчины?

– Точно.

– Ну как знаете, – Жоржетта махнула рукой. – Только прошу не удивляться, когда вы всё-таки поймёте, что я была права.

– Насчёт ветчины?

– Я про убийцу вам толкую, юноша. Мальчик убил свою мать. А знаете почему?

Все внимательно воззрились на мадам Фабьен.

Она произнесла:

– Потому что, став мужчиной, он не смог смириться с тем, что его мать после поцелуя с ним не бросила мужа. Им управляет гнев, и когда мальчик входит в своё бессознательное состояние, он не соображает, что его иллюзорный любовный треугольник происходит между ним и его собственными родителями. Ещё Софокл об этом писал. Так-то!

– Maman, Софокл не о том писал…

– Я сказала ТАК-ТО, Антуан!

Месьё Фабьен сник.

Каннингем и Карлсен переглянулись, и Карлсен сказал:

– Я учту эту мысль в дальнейшем. А теперь давайте пригласим Мэри.

На поиски Мэри ушло некоторое время.

Каннингем обнаружил её в баре. Она читала книгу, скрывшись от всех за высокой спинкой кресла.

Войдя в кабинет, Мэри всего раз взглянула на Адама. Но она то ли не заметила на нём халата и очков для плавания, то ли ей вообще ни до чего не было дела.

Карлсен выразил ей свои соболезнования. Никакой реакции не последовало.

– Неприятно вас об этом спрашивать, мисс Робинсон, но, может быть, вам известно или вы догадываетесь, от чего умерла ваша мама?

Мэри просто ответила:

– Мне неизвестно.

– Вас, должно быть, потрясла её смерть?

– Да нет, не сказала бы.

– Значит, вы полагали, что такое может случиться?

– Да нет, не полагала. Хотя, может быть, полагала.

– Но если всё-таки предположить, от чего, по-вашему, вероятнее всего скончалась ваша мама?

Она пожала костлявыми плечами и сказала:

– Сердце, наверное.

Все ответы звучали безучастно, холодно.

– Когда вы в последний раз разговаривали с вашим отцом?

– За завтраком.

– А позже он вас не искал?

– Не знаю, может быть. Я в баре целый день сидела, никого не видела.

– Какую книгу вы читали?

Мэри достала из сумочки небольшую книжку в сафьяновом переплёте, раскрыла и показала Адаму титульный лист.

На нём было написано:

«Молодая мачеха», Шарлотта Янг.

Карлсен довольно мрачно спросил:

– Вам по душе строгая викторианская мораль?

– Да нет, просто подруга рекомендовала, – голос Мэри звучал всё так же равнодушно.

– Чем вы увлекаетесь?

– Ничем особенным.

– Как проводите свободное от учёбы время?

– Читаю, гуляю с подругами, хожу с ними в кино, кафе.

– А с молодыми людьми вы общаетесь?

– Только на занятиях.

– До того, как произошла эта трагедия, вам нравилась ваша поездка?

Мэри немного подумала и сказала:

– Сидеть дома было бы тоже скучно, но, с другой стороны, я бы лучше осталась дома одна.

– Почему?

– Никто бы не доставал.

– Вы говорите о ком-то конкретно?

– Ну да. О маме.

– Она причиняла вам беспокойство?

Девушка несколько оживилась.

– И не только мне. Она всех доставала. Уверена, что все бы предпочли остаться дома, а она бы пускай отправилась путешествовать на своём корабле и учила бы там всех, как правильно жить.

На последних словах Мэри раздражённо дёрнула плечом.

– Мисс Робинсон, значит, вы не в курсе, что вашу маму отравили?

Поколебавшись, Мэри ответила:

– Нет.

– Про веронал вы что-нибудь слышали?

– Есть такое средство от бессонницы.

– Вы знаете, кто пользуется им среди членов вашей семьи?

– В нашей семье вроде никто, а так – тётя Эмили.

Карлсен окинул её задумчивым взглядом и сказал:

– Извините, я предполагал, что мисс Нортон также входит в круг семьи.

Девушка покачала головой:

– В её мечтах, возможно.

По её лицу вдруг пробежала нервная судорога.

Карлсен продолжил:

– Вы слышали о том, что у мисс Нортон пропал веронал?

– Нет, не слышала.

– Что ж, тогда я первым сообщу вам, что вашу маму отравили вероналом, украденным из аптечки вашей тёти.

Мэри серьёзно посмотрела на него и спросила:

– И кто это сделал?

– В этом мы и разбираемся.

Мэри опустила взгляд.

– Понятно.

– Могу я попросить вас рассказать немного о ваших отношениях с матерью?

Не поднимая глаз, Мэри сказала:

– Можете. Что именно я должна рассказать?

– Вы любили вашу маму?

Возникла пауза. Девушка сидела настолько неподвижно, что было трудно предположить у неё хоть какую-то работу мысли.

Наконец она ответила, ровно, без интонаций:

– Да, я любила свою маму.

– Вы ладили?

– Ну, в общем да.

– Ругались?

– Ну… бывало.

– Расскажите, из-за чего вы поругались два дня назад в отеле «Сорока»?

Снова молчание. На этот раз Мэри явно раздумывала.

– Она лезла не в своё дело, – прозвучал ответ.

– Могу я спросить,