− Она верна. Ты это знаешь. Она сделает, как ты велел, − хриплю, снова бросаясь к нему. Ощущая, как разлетаюсь на атомы. Отчего же так больно?

Смотрю на брата, окутанного холодным сиянием щита. Обломки, падая вокруг него, осыпаются со светящегося купола стеклянной пылью.

Мне никогда раньше не хотелось причинить брату боль. Даже в детстве я всегда его защищал, несмотря ни на что. Всегда соразмерял физическую силу, понимая, что в этом плане превосхожу своего близнеца. Сейчас же кулаки чешутся от желания ударить. От желания сцепиться с ним до кровавого мяса. Выплеснуть всепоглощающий гнев на того, кто стал его причиной. Того, кто… предал сам и заставил предать ту, в ком я нашёл своё равновесие.

А потом уничтожить всё вокруг. Сжечь этот мир дотла.

Кажется, безумие меня всё-таки настигло.

− Ты разрешил ей предать нас, − запрокидываю голову, чувствуя как постепенно ярость сменяется полным опустошением. − Предать меня.

− Я разрешил ей выжить. Или ты хотел иного? — А-атон поднимается на ноги, пошатнувшись, шагает ко мне. — Представь, что будет, если она умрёт. Что ты почувствуешь, Са-оир?

Смотрит жёстко в глаза. Мы так и застываем друг напротив друга, скрестив яростные взгляды.

− Представь, что ты почувствуешь, если её сердце перестанет биться? Скажи мне, брат, − уже гораздо тише спрашивает А-атон.

Я молчу. Застыв камнем, просто смотрю на него в ответ. Потому что признать вслух, описать то, что я уже чувствую, просто невозможно. Разве можно описать словами ощущение вырванного сердца?

− Ты ничего мне не сказал, − произношу, спустя звенящую вечность. — Решил всё за меня, за неё, за всех нас.

Он, поморщившись, окидывает красноречивым взглядом разрушения вокруг нас.

− Не делай вид, что не понимаешь, почему. Я позволил ей действовать на своё усмотрение. После подобной твоей реакции Лина бы думала о твоей ревности, в первую очередь, а не о том, как правильно поступить.

− В том, чтобы лечь под жреца по твоему приказу, много думать не надо, − роняю ядовито.

− Если ты думаешь, что я приказал ей именно это, значит не знаешь ни меня, ни её.

− Так просвети меня, недалёкого, − развожу приглашающе руки. — Объясни свои действия, о мудрейший.

− Лина вольна действовать по ситуации, − заиграв желваками, произносит А-атон. − Если близости с Сэтору можно будет избежать, уверен, она это сделает. Если же от этого будет зависеть её жизнь или жизнь наших сыновей, она получила право уступить ему, не нарушая данную мне клятву верности. Я предпочёл предусмотреть вероятность того, что наша сэ-авин окажется в безвыходной ситуации, когда либо предательство, либо смерть. Если чего-то нельзя избежать, лучше быть готовым, чем закрывать глаза.

Что-то в его последних словах меня снова настораживает. Точно так же он говорил о первых видениях Лины про взрыв. Именно после них мы усилили меры безопасности десятикратно, справедливо рассудив, что во время судебных слушаний и неизбежной казни Менетнаша устроить диверсию или теракт будет проще всего. Он ведь так и планировал сделать, как оказалось. Но всё повернулось по-другому.

Но там ничего не было про то, что ей придётся лечь под Сэтору, когда мы исчезнем… разве что я не обо всех видениях знаю.

− Она видела ещё что-то? − прищуриваюсь. — Видела себя с ним? Когда?

Брат удивлённо замирает. А потом сокрушённо качает головой. Да, я не так слеп, чтобы не заметить его оговорку.

− Во время их общения наедине, − признаёт, трогая босой ступнёй оплавленный камень. А я очень стараюсь не потерять вновь едва обретённый контроль. — Она очень испугалась. Не смогла рассказать нам при нём, но потом призналась мне наедине. Я велел ей не говорить об этом тебе. И потом, когда мы были в пещерах Маран-дэш, ей было ещё одно видение. Наши сыновья, бегущие перед нами, а между ними красноволосая девочка. Как видишь, Абсолют и тут ясно дал понять, что одобряет их сближение. Возможно, в будущем ему зачем-то нужна эта девчонка, дочь Сэтору и Лины.

− Тогда пусть ищет для своего жреца другую провидицу, которая родит ему эту дочь. Хоть землянку, хоть рогатую намидийку, − рычу, скалясь. — Лина принадлежит нам, и она это прекрасно знает. Сэтору ничего не посмеет ей сделать, он клятвами связан, если ты вдруг забыл. А нам стоит как можно быстрее найти путь обратно, пока этот красноволосый проныра не пробрался в кровать к нашей супруге. Если ты можешь идти, предлагаю сейчас же отправляться в путь, чтобы не терять время.

− Могу, брат. Идём, конечно, − кивает А-атон.

− Ещё раз предашь, умолчав нечто подобное, вмажу по морде, − роняю сухо, направляясь к полуразрушенной пещере, чтобы собрать наши немногочисленные вещи.

Лина

− Сегодня на Совете присутствует сэ-авин и супруга наших Повелителей, мать будущих наследников Правящего дома − Лина, коронованная волей Абсолюта императрица империи Аша-Ирон, − доносится до меня громогласное объявление, и сердце замирает в груди, панически встрепыхнувшись.

Кулаки невольно сжимаются, выдавая мои эмоции. Благо сейчас их никто не видит, кроме моей охраны.

Лицо застыло маской спокойствия и невозмутимости, натянутой ещё во время полёта. Справлюсь. Должна.

Сегодня мне оказали такую мощную поддержку, о которой я даже мечтать не смела. И я себе не прощу, если не оправдаю оказанное мне доверие.

Я множество раз видела этот зал, когда наблюдала за заседаниями Высшего Совета, в которых принимали участие мои мужья. Но ни разу даже подумать не могла, что когда-нибудь мне придётся присутствовать тут лично. Не предполагала даже, что когда-либо посмею войти в зал Совета с намерением отстоять своё право на трон империи Аша-Ирон.

Но это происходит. Передо мной распахивают огромные, высотой до самого потолка, двойные двери, и в оглушительной, звенящей тишине, под перекрёстными взглядами четырнадцати Советников, я переступаю порог. Ощущая каждый свой шаг так, будто выхожу на гладиаторский бой, иду к центральному месту, где раньше всегда стояли два трона. Сейчас там только один. Для меня.

За мной тенью следуют Чотжар и Тэ-атсур. Их клятвы Повелителям позволяют хранить меня даже в зале Совета, где обычно запрещено присутствие посторонних.

Сэтору, который вместе с моей охраной сопровождал меня на императорском шаттле, всю дорогу посвящая в последние новости и давая наставления, сейчас стоит в круге, пристально наблюдая за каждым моим движением. Именно он объявил сейчас Совету о моём прибытии, и отголоски его голоса, кажется, всё ещё дрожат и вибрируют в воздухе, заставляя нервы трепетать в немом напряжении.

Только на него я и позволяю себе посмотреть. Остальных рассмотрю позже, когда займу своё место. Иначе и с шага могу сбиться. Слишком уж остро чувствую прикованное к себе всеобщее внимание. Не самое благожелательное, судя по моим ощущениям. Не просто им принять тот факт, что женщина, да ещё и низшая, как большинство из них думает о моей расе, посмела сегодня войти в этот зал и бороться с ними за власть.