– Андрей Петрович, я полагаю? – пропуская его в крохотную прихожую, уточнила дама.

– Совершенно верно, – в тон ей мягким тихим голосом ответил Андрей.

– Проходите, пожалуйста. Надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной чаю? Я вчера обнаружила в шкафу последнюю баночку вишневого варенья без косточек. Вы любите вишневое варенье? – елейным голосом спросила хозяйка.

– Безмерно. Особенно без косточек, – излил ответную порцию сиропа Андрей.

– Вот и чудесно, – кивнула Марина Романовна, указывая гостю путь в комнату.

Квартира оказалась двухкомнатной. Андрея принимали в крохотной гостиной.

Когда стол был сервирован и первые несколько глотков чая выпиты, Андрей наконец счел возможным перейти к сути дела. Марина Романовна оказалась немногословной, к удивлению Андрея, она больше слушала, чем говорила, каким-то удивительным образом взяв руководство беседой в свои пухленькие ручки. Когда Андрей, как загипнотизированный кролик, выложил милой даме все, что имел за душой, Марина Романовна ненадолго задумалась.

– Хорошо, – мягко произнесла она после минутной паузы. – Я помогу вам. Судя по всему, дело обещает быть громким, вполне вероятно – и даже совершенно определенно, – оно заинтересует прессу и телевидение, а мой сын, видите ли, недавно закончил юридический факультет, и подобный громкий процесс вполне может сделать ему имя в юридических кругах, создать определенную репутацию, поскольку он будет представлять в этом деле мои интересы, а возможно, кто-то еще из пациентов захочет воспользоваться его услугами. Если дело пройдет успешно и нам удастся удерживать внимание прессы достаточно долго, сын сможет открыть собственную фирму или, во всяком случае, обзавестись полезными связями. Но уж вы, голубчик, со своей стороны должны обещать Виталику всестороннюю поддержку и непременно делиться с ним информацией, поскольку теперь мы с вами в одной лодке, – назидательно произнесла пухленькая ласковая Марина Романовна и протянула ему руку. – Давайте скрепим наш союз дружественным рукопожатием!

«Союз меча и орала», всплыло из глубин сознания Андрея Усова. При этом он поймал себя на том, что боязливо спрятал за спиной руки, но тут же он спохватился и пожал ее ладонь.

Вот тебе и «учительница первая моя»!

Конец мая в этом году выдался дождливым и пасмурным, и все семейство Андрея Усова считало дни до отъезда в Грецию, откуда и начинался их волшебный круиз. Да и Андрей то и дело ловил себя на мысли, что он ждет этой поездки с нетерпением и любопытством.

Во-первых, он никогда не бывал за границей, во-вторых, не плавал на больших кораблях, да и на кораблях вообще. Исключение составляла поездка в Кижи на маленьком речном теплоходе, в далекой юности.

Дело об убийстве Анатолия Бурмистрова двигалось к завершению. В больнице сейчас работали ребята из ГУЭБ, раскручивая аферу со страховым и благотворительным фондами. Родион Михайлович, как и обещал, активно помогал следствию. Последние восемь месяцев он вел дневник, куда заносил все случаи поддельных историй болезни и фамилии пациентов, пострадавших в результате деятельности недобросовестных сотрудников больницы, о которых ему удавалось что-то узнать. Таких, кстати сказать, оказалось не так уж и много. Девять врачей, трое из них были хирургами высшей категории, семеро завотделениями, директор больницы, юрисконсульт и главный бухгалтер. Директор больницы до сих пор упирался и продолжал утверждать, что он ничего о происходившем обмане во вверенном ему заведении не знал. Врачам выкрутиться было сложнее, их подписи и имена стояли на всех документах, они проводили операции, вели истории болезней, их могли опознать пациенты. То же самое относилось и к завотделениями.

Трудно шло общение со Скобелевой. Петербургский филиал крупного международного благотворительного фонда, взаимодействие с которым в основном осуществляла она и где сама прежде работала, на сотрудничество шел неохотно, к больнице претензии фонд выдвигать отказывался, люди оттуда мотивировали это тем, что они не желают терять безупречную репутацию в глазах своих западных учредителей. Переговоры с руководством фонда никаких результатов не давали. Они всячески прикрывали Скобелеву, а буквально на днях появилась версия, что Скобелева долгие годы состояла в близких отношениях с ревизором фонда, неким господином Остапенко. Как удалось выяснить ребятам из ГУЭБ, этот Остапенко долгое время работал помощником депутата ЗакСа[1]. Депутат недавно перебрался в Москву и возглавил в Госдуме один из профильных комитетов.

В связи с этим работа с фондом требовала тщательно продуманных шагов и недюжинной дипломатии, и пока что особых надежд на их добровольное сотрудничество с органами Андрей с коллегами не питали.

Скобелева, будучи грамотным юристом, всячески уходила от прямых ответов, сыпала юридическими терминами, перечисляла статьи законов и всячески перекладывала вину за доказанные немногочисленные факты хищения средств благотворительного фонда на совесть покойного Бурмистрова. Скобелеву можно было упрекнуть лишь в составлении пакетов документов для подачи в фонд и проведении прочей сопроводительной бумажной волокиты. Но не она распределяла поступавшие из фонда средства. Не она подписывала приказы, и не она принимала решения о проведении операций.

Она несколько раз лично беседовала с больными и их родственниками по вопросу оказания им материальной помощи, и лечащие врачи, которые вели этих пациентов, утверждали, что Скобелева умышленно подводила их к необходимости получения данной помощи. Сложность заключалась в том, что следствие не могло доказать наличие личной выгоды в поведении Скобелевой. Ее просили объяснить пациентам и их родственникам юридические аспекты процедуры и помочь грамотно заполнить бумаги, вот и все, что она делала. Так утверждала Скобелева, и, к сожалению, никаких фактов, опровергавших эту версию, найти пока что не удалось.

Сотрудники ГУЭБ, как ни бились, не смогли обнаружить никаких доказательств получения Скобелевой хоть каких-то средств от взаимодействия с фондом. После смерти Бурмистрова призвать ее к ответу по этому делу было бы непросто. И все же грамотная работа коллег из отдела экономической безопасности медленно и тяжко, но все же продвигалась. С помощью Родиона Михайловича и врачей, вовлеченных в эту аферу, следствию постепенно удалось выявить новые факты и подробности. Нашли и свидетелей, и кольцо вокруг Скобелевой медленно, но верно сужалось. На работу следствия пытались оказать влияние и некоторые чиновники из комитета здравоохранения, которые, как выяснилось, состояли в попечительском совете фонда. И не только они. В составе попечительского совета, как оказалось, состояли не только чиновники городской администрации, но и видные деятели искусств, а также некоторые владельцы крупных СМИ. Все они близко к сердцу приняли громкий скандал, коснувшийся работы одной из крупнейших больниц в городе, тем более что слухи о начавшемся следствии просочились в прессу. С тех пор как журналисты пронюхали о происходящем, начальство Андрея Петровича взяло моду чуть не ежедневно вызывать его на ковер с отчетом. Андрею очень хотелось бы знать, кто именно проболтался о ведущемся следствии, и свернуть ему шею. Вмешательство прессы никогда ничего хорошего сотрудникам следственных органов не сулило, только приносило лишнюю нервотрепку и пустые бесполезные понукания «сверху».