Что же касается защиты от произвола — в нашей стране она, к сожалению, невозможна. Исходящий от полиции и спеслужб риск для блогера и для журналиста — одинаков. Это в Америке преследуют того же Сноудена, но не редакции, публикующие его материалы. У нас война в подобном случае была бы тотальной, и строить иллюзии на этот счет бессмысленно. Обыски в редакциях, «выемки» серверов — обычное дело. Так какой смысл тогда регистрироваться? Если ты работаешь как профессиональное СМИ, официально им быть в нашей стране не обязательно.

Ответ на третий вопрос имеет прямое отношение от ответу на первый. Правила для журналистов существуют, чтобы читатель на выходе получал все-таки правду, а не что попало. Коммерциализация блогов в середине 2000-х обернулась неконтролируемыми потоками «джинсы» сперва в ЖЖ, а потом и в остальных соцсетях. Сайты и блоги часто используются в качестве «сливных бачков» — как читателю понять, где информация купленная, а где правдивая? Редакции, понятное дело, тоже всегда под подозрением, но некоторым удается все же выстроить репутацию бескорыстных и стремящихся правдиво освещать события. Как они это делают? Те, в которых я работал, — The Moscow Times, «Ведомости», SmartMoney, российский и украинский Forbes, Slon.ru, иностранные редакции, — строили репутацию, именно соблюдая многочисленные правила этического свойства и отказываясь от денег за то, за что их брать нельзя. Блогерам, если они хотят работать сколь-нибудь долго и превратиться в СМИ, придется вести себя так же — никакой другой способ добиваться читательского доверия за последние лет двести не изобретен.

А вот что касается правил сочинения текстов, которые я тоже излагал в предыдущих главах, их соблюдать вовсе не обязательно. Но игнорируйте их на свой страх и риск: придуманы они — и десятилетиями обкатаны, — чтобы читать было легче и интереснее и чтобы в текстах был весь необходимый материал. Я и посты в соцсетях пишу, как колонки, «по правилам». Даже совсем короткие. Вижу, что так делают и другие коллеги — от Сапрыкина до непримиримого борна с путинским режимом, а прежде серьезного журнального редактора Сергея Пархоменко.

Собственно, мои нынешние три ответа на сакраментальные вопросы отношений между блогерством и журналистским ремеслом — лишь подводка к ответу на вопрос четвертый, самый важный:

НАСКОЛЬКО РЕМЕСЛЕННИКУ НУЖНО ПРОГИБАТЬСЯ ПОД ИНТЕРНЕТ-РЕАЛЬНОСТЬ?

И вот тут мой ответ — полностью. Надо действовать, как блогер, только владеющий ремеслом. Или, наоборот, как ремесленник, получивший в руки набор волшебных суперинструментов. Которые иногда облегчают ему задачу, а иногда затрудняют.

ОБЛЕГЧАЮТ, НАПРИМЕР, ТАК:

До перехода в интернет-реальность я, как уже писал в прошлой главе, недолюбливал жанр интервью, считая, что тексты в формате «вопрос-ответ» читаются хуже, чем повествование, и вообще они для ленивых журналистов: достаточно расспросить одного человека — и все, текст готов. Но теперь этот жанр обрел второе дыхание просто потому, что заинтересованные стороны могут комментировать текст, и их комментарии станут частью события под названием «интервью» и частью материала, доступного читателям.

В 2012 году журналист «Ленты. ру» Илья Азар взял интервью у издателя таблоидов и прокремлевской газеты «Известия» Арама Габрелянова. В интервью Габрелянов прошелся по адресу Сергея Пархоменко: «То есть Пархоменко решает, кто рукопожатный, а кто нет? А я вам скажу: когда Пархоменко учился на факультете журналистики МГУ, среди ребят рабфака он был нерукопожатный. Потому что те ребята были работяги, красавчики, а он был вся элита на понтах и тому подобное. Я же учился на год младше него просто. Среди своих ребят он был рукопожатный, а среди этих рабфаковцев был нерукопожатный. Мне глубоко пофиг, пожмет мне руку Пархоменко или не пожмет, честно вам скажу».

Пархоменко обиделся — как и, например, глава госагентства РИА «Новости» Светлана Миронюк, тоже упомянутая в интервью. И оба пришли комментировать текст и ругать Азара за некритичный подход к Габрелянову в фейсбуке у медиааналитика Василия Гатова.

«Илья Азар, должен отметить, что фрагмент, посвященный моей персоне, вам с Арамом Ашотовичем особенно удался, — писал Пархоменко. — Вы мягко, под правую ручку, подавали мячики, он их красиво отбивал. Скажите, у вас сразу так удачно получилось, или пришлось сначала потренироваться? Про „рабфак журфака“, где мне, как выяснилось, интенсивно нерукоподавали, — просто выдающаяся фраза. Особенно если иметь в виду, что мне за пять лет учебы на этом факультете не довелось составить ни одного знакомства ни с одним человеком из тех, кто учился на этом „рабфаке“.

Дискуссия, — такие именуют словом „медиасрач“, авторство которого приписывают мне, хотя я, убей бог, не помню, чье оно на самом деле, — вскоре выплеснулась из соцсети в СМИ и попала даже в список „8 медиаскандалов года“ по версии журнала „Большой город“. То есть интересующиеся медиабизнесом читатели, даже не состоящие в фейсбук-френдах у Гатова, имели все возможности с ней ознакомиться и узнать, что думают о Габрелянове те, о ком он рассказал Азару. Правда, они разругали и Азара за то, что он с ними не связался, — мол, не подготовил интервью, поработал подставкой для диктофона. Но зачем было это делать, если они все равно высказались и их мнение стало известно?»

ЗАТРУДНЯЮТ, НАПРИМЕР, ТАК

В 2009 году мы в Slon.ru начали вести «прямые эфиры» — текстовые трансляции в реальном времени с лекций, пресс-конференций, мест важных событий. До нас в России этот формат использовали разве что для освещения спортивных матчей. Мне быстро стало ясно, что далеко не всем журналистам дается этот формат — даже опытные ремесленники оказались не в состоянии на лету выделять главное и записывать живую речь так, чтобы она оставалась живой. Иные жаловались, что не нанимались работать стенографистами.

Возможно, сказывалось повсеместное распространение диктофонов: с блокнотом даже мое поколение бегало уже совсем мало. А ведь когда-то быстро понимать, что из сказанного важно, и фиксировать это ОТ РУКИ! — не на компьютере, печатать-то ведь быстрее — было одним из базовых навыков в нашем ремесле.

Но у некоторых все же получалось — и для меня, к примеру, это был волшебный формат: скорость и некоторое неизбежное несовершенство подачи создавали эффект живого присутствия на мероприятиях, на которые я никогда не попал бы физически. В печатной реальности так работать не приходилось — даже сотрудники новостных агентств не вели детальных прямых репортажей о конференциях и важных речах. Вот вам и суперинструмент, которым сложно пользоваться.

Еще одна типичная сложность для людей из традиционных редакций — продвижение собственных материалов в соцсетях. Я до сих пор знаю много хороших журналистов, которые не активны в твиттере и фейсбуке, не говоря уж о «Вконтакте», — по натуре это довольно асоциальные люди, а часто и стеснительные, не чувствующие надобности в «самопиаре». Вместо того, чтобы действовать убеждением и личным примером, показывая, насколько лучше читаются тексты, вывешенные в соцсети с провокационными или веселыми комментариями, издатели и редакторы часто нанимают специалистов по SMM. Это такой же легкий выход, как самоубийство. Никто лучше автора текста не покажет товар лицом, и автора надо ласково уговаривать этим заняться, демонстрируя в качестве примера, положим, официальный твиттер-аккаунт Ленты. ру (@lentaruofficial), который анонсирует новости, например, так: «В Южной и Юго-Восточной Азии каждый четвертый мужчина — насильник, говорит ООН… Ну, культурные особенности, чо».