Конечно, хороший текст продаст себя сам: на то и dark social, ссылки не из соцсетей, по которым читатели приходят на сайт издания. Кто-то присылает их вам в чате или по электронной почте — без всякого специального продвижения; у большинства сайтов это не менее, а то и более значимый источник трафика, чем фейсбук и твиттер. Но пренебрегать легкодоступными возможностями этих сетей бессмысленно — надо просто привыкнуть ими пользоваться, перестать стесняться, стать более толстокожим, ведь комментировать ваши тексты в сети будут в основном злые тролли: приличным людям это ни к чему.

Иногда «интернетный» инструментарий одновременно И УСЛОЖНЯЕТ, И УПРОЩАЕТ ЖИЗНЬ. С источниками, к примеру, стало можно связываться не только по телефону, многим удобнее общаться в чатах или соцсетях. Сам я не даю телефонных интервью, а пользуюсь только чатом Skype: если быстро печатаешь, он сохраняет динамику живого разговора, но позволяет интервьюеру, если надо, собраться с мыслями, а его собеседнику — оперативно отредактировать сказанное. И главное: потом не нужно требовать текст на согласование, журналист может просто скопировать его из чата! Удобно, что и говорить. А кому-то так, наоборот, труднее работать — например, журналистам, привыкшим полагаться на свое обаяние больше, чем на качество вопросов.

Ну и, конечно, возможность найти в интернете почти любую информацию и любые цитаты — это, казалось бы, невиданное удобство, но кажущаяся легкость отучает проверять найденное — и конфузов вроде случая с Чапман и Сноуденом становится все больше.

Последний, окончательный «прогиб под интернет» — это личная конвергенция. Нынешний ремесленник, если хочет играть по тем же правилам, что и блогеры, должен и снимать неплохо, и графики рисовать, и, к примеру, демотиваторы придумывать. Ну да, должен. Как бы ни старались мы сохранить чистоту нашей специализации, это теперь бессмысленно. Хотя писать лучше, чем делаешь все остальное, — по-прежнему нормально, потому что основой любого сообщения всегда останется текст. С прочими навыками можно ведь и переборщить.

В прошлом году The New York Times изготовила образцово-показательный мультимедийный проект под названием Snow Fall: рассказ о снежной лавине в горах недалеко от Сиэтла, похоронившей лыжников и сноубордистов, и о чудесном спасении последних выживших. По мере того, как пролистываешь текст на сайте газеты, сами собой запускаются видеофайлы, идет снег и крутятся вихри на спутниковых метеокартах. Медиа будущего, космос!

Snow Fall, над которым целая команда работала несколько месяцев, был суперпопулярен, его прочитали сотни тысяч раз. Но лично мне спецэффекты в осовном мешали читать захватывающий текст. Видео, картинки, карты — все это прекрасно, когда мирно ждет своей очереди внутри текста, а не лезет на первый план, пытаясь управлять логикой просмотра. Слишком много денег, людей и умений, сконцентрированных там, где не надо и десятой части, способны скорее отпугнуть, чем привлечь.

Впрочем, жить во время технологической революции прекрасно тем, что ни один формат еще не окостенел, ни одна идея не может пока считаться нереалистичной, все находится в движении. Для хорошего ремесленника это прекрасная ситуация, потому что он никогда не перестает осваивать ремесло — как любой часовщик или столяр.

— пел Леонид Федоров на стихи Дмитрия Озерского. Это про нас.

В предыдущих главах этого трактата — ведь «Ремесло» представляет собой по форме классический средневековый трактат, такой, как писали во времена могущества цехов, — речь шла об идеологии и базовой технике ремесленника. Следующие главы — скорее об организационной стороне нашего ремесла и немного о коммерции, на которой оно держится. Коллеги, цитируя какие-нибудь мои слова или комментируя передвижения, часто называли меня медиаменеджером. Вступать в споры по поводу этого определения было лень, и я пропускал его мимо ушей. Хотя на самом деле кто такой менеджер? Это такое офисное животное в костюме, которое тщится чем-то управлять или торговать. Торговать я с детства не люблю и оттого плохо умею. Что же касается управления, на мой взгляд, мотивированные люди в нем не нуждаются, а если предприятие набирает в сотрудники хомячков, в 18:00 с топотом проносящихся по лестнице вниз, никакой менеджмент его не спасет.

Между тем у меня в подчинении бывали отделы, целые редакции и даже бизнес-единицы. Мне кажется, что я понял некоторые принципы, по которым хорошие (и плохие) ремесленники сбиваются в стаи, и что можно делать человеку, оказавшемуся по какой-то причине в неуютном положении начальника, а чего ему делать не стоит.

Пожалуй, главное, что я осознал, — это бесперспективность изготовления СМИ «на коленке» или, выражаясь моднее, бутстрэппинга в медиа. Без денег можно сделать прекрасный личный блог, но тогда деньги на жизнь придется все равно брать где-то еще — прямой рекламой в блоге жив не будешь, а скрытая противоречит основам ремесла. Серьезный проект требует вложений — в первую очередь в людей, производящих контент и продающих рекламу, а там уж понемногу в такие вещи, как маркетинг, программирование или физическая дистрибуция.

Раз нужны деньги, требуется некая бизнес-модель. Их в нашем деле всего три:

1. Дойка папика.

2. Рекламная модель.

3. Тиражная/подписная модель.

На первом случае я подробно остановлюсь в следующей главе, в которой пойдет речь об отношениях редакции с владельцем СМИ. Но в целом здесь все понятно интуитивно: кто-то дает деньги, редакция их тратит.

Получать прибыль в медиа сложно, и счет медийных проектов, способных содержать себя, а заодно подкармливать икрой инвесторов, в развитой стране идет на тысячи, не десятки тысяч. Между тем даже в России зарегистрировано под 100 00 °CМИ. Конечно, часть из них давно не существует, но подавляющее большинство «живых» прибыли не приносит. Их кто-то содержит: государство Россия, как, к примеру, холдинг ВГТРК, дважды телеграфное агентство ИТАР-ТАСС и его близнеца РИА «Новости», местные власти — как большинство региональных газет, меценаты — как телеканал «Дождь».

Обсуждать превратности такого финансирования не так уж интересно: оно зависит в целом от слепого везения и часто превращает журналистов в обслуживающий персонал, потому что они чувствуют себя объектами благотворительности, а не ремесленниками, производящими ценный продукт.

Замечу только, что государственное финансирование совсем уж противно самой природе нашего ремесла. Если миссия журналистики в том, чтобы защищать слабых от сильных, ремесленник не может брать деньги у государства, потому что оно сильнее всех. Этот единственный аргумент убивает для меня все мотивы и резоны, о которых говорят работники госСМИ. Все они государственные служащие, часть репрессивного аппарата, который, конечно, стоит на защите добропорядочных граждан — но лишь до определенной черты, которая практически всеми государствами давно пройдена. Любому государству нужна пропаганда и не нужно свободное распространение информации. Поэтому первые английские газеты, например, печатались в Голландии.